Медвежонок родился

А Мона перестала обращать внимание на мою руку, и вообще весь я перестал для неё существовать. Она поднялась и спрыгнула со стола на пол. И прямо к девочке. Теперь это уже не страшный зверь, а ласковая огромная кошка. И воркочет она совершенно как кошка.

А вот и директор входит и останавливается в приятном удивлении:

— Вы уже здесь? А я отлучился на минутку за Данушкой, чтобы Моне было с кем играть. А то она всё приставала ко мне и не давала работать…

— Кто-то вам звонит, — говорю я.

— Ну что ж, нам вечно кто-нибудь звонит, — улыбается директор и поднимает трубку.

Выслушав кого-то, он говорит в трубку:

— Очень хорошо поживает, растёт как на дрожжах. Да, завтра я пойду с ней на прогулку. Да, ты сможешь её увидеть.

И положил трубку.

— Садитесь, — пригласил меня директор. И объяснил: — Какая-то девочка спрашивает, как поживает Мона и можно ли её видеть. Дети звонят нам целый день.

Так вот, значит, какой был важный разговор! А я из-за него чуть руки не лишился.

— Да вы садитесь, сейчас кофе будет готов, — приглашает директор. — Как вам нравится наша Мона?

Я гляжу на львицу, как она катается с длинноногой Данушкой по ковру. Как нежно она охватывает девочку лапами, как легонько берёт её руку в пасть.

— Нравится, — говорю. И добавляю: — Но со мной она была не так мила. У меня кровь стыла в жилах.

Директор смеётся:

— Но ведь голову она вам не отгрызла, вы, я вижу, целёхонек! Да вы полюбуйтесь на неё!

Нам принесли две чашки дымящегося кофе.

Я сделал глоток. Отличный кофе! Жаль, что это моя первая и последняя чашка кофе у директора, во всяком случае, если он будет приберегать для меня такие сюрпризы. Нет уж, благодарю покорно!

Ненасытные зебу

Душно, на деревьях хоть бы один листок шелохнулся. Отправиться, думаю, на реку или проведать Монарха? Решил всё-таки сходить в зоопарк.

Монарх рос прямо-таки на глазах, поднять его я уже не мог. Мы немного поиграли с ним на лужайке — что ни говори, пока ещё он был просто шаловливый медвежонок.

Служитель отвёл его в клетку, а я пошёл вдоль вольер и загонов. Стало совсем жарко, дышалось с трудом. Да и голова у меня разболелась на солнцепёке.

Я дошёл до дальнего, верхнего края зоопарка. Тут кончаются его загоны и начинается лес. Хорошо здесь, под деревьями, лягу-ка я в траву и немножко отдохну.

В крайнем загоне, за высокой деревянной оградой, пасутся зебры, буйволы, двугорбый верблюд и пара горбатых зебу. Даже животные отлёживаются в тени, только верблюд стоит поодаль, мерно двигает челюстями и глядит на меня. Ему не жарко, он привык к азиатскому пеклу. А может, ему не по себе в этой пёстрой компании.

Я перелез через ограду и выбрал себе уютное местечко под деревьями: уютная ложбинка, заросшая мягкой травой. Вот где я растянусь в тени и отдохну. Солнце сюда не пробивается, из лесу тянет приятной прохладой.

И зачем мне париться в рубашке? Я снял её и повесил на ограду.

Потом я опустился на траву и загляделся на кроны деревьев. Насмотревшись досыта, я сел, обхватил руками колени и стал разглядывать животных, осоловевших от жары. Теперь и двугорбый верблюд улёгся, все лежат, словно вытесанные из камня. Я снова заложил руки под голову и задремал.

И не просто задремал — заснул как сурок.

Меня разбудил гром. Открыл глаза — в небе черным-черно. Я вскочил на ноги. Уже западали первые тяжёлые капли.

Снова загремело.

Я побежал было к выходу, но вовремя обнаружил, что гол по пояс. Вернулся к ограде — рубашки там нет. Может, она свалилась с ограды на землю? Я нагнулся, пошарил в высокой траве — и там её нет. Куда же она могла запропаститься?

Зачастили дождевые капли, неприятно холодя голое тело.

Я растерянно оглянулся. Неужто здесь побывал какой-нибудь вор и польстился на мою рубашку? Так ведь рубашка-то самая обычная, на каждый день.

Тут заглянул я за ограду — и что же я вижу?

Пара рогатых животных усердно что-то растягивает. Это были зебу, а у них — ой, да это же моя рубашка! Они вцепились зубами в рукава и тянут, и тянут что есть мочи. Вдруг — тр-р-р! — и рубашка напополам. Зебу успокоились, каждому что-то перепало. И они стали жевать. Жуют, жуют, пережёвывают, пока не исчезли последние клочки полосатой ткани.

А я стою как прикованный, а дождь льёт всё сильней. Снова грянул гром, и я очнулся. Блеснула молния, и тут же громыхнуло. Видно, совсем близко ударило. Чего я здесь ещё жду? Нечего больше ждать!

Но как же я домой попаду? Что подумают люди в трамвае? Ещё решат, что я спятил.

Нет, идти так я никак не могу. Будь у меня хотя бы пиджак, можно было бы обойтись без рубашки. Но в таком виде? Нет, так я не могу!

Я побежал вниз мимо загонов и клеток. Нужно найти кого-нибудь, достать рубашку, чтобы добраться до дома.

Бегу, а звери удивлённо глядят на меня; может, они думают, что какая-то обезьяна сбежала из клетки. Людей нигде не видно, все будто сквозь землю провалились.

А с неба начинает лить как из ведра.

Наконец прибежал я к выходу. Хоть здесь-то будет кто-нибудь?

Действительно, в будке сидел старый вахтёр.

Я влетел в будку.

— Что с вами? — удивился старик.

— Зебу сожрали мою рубашку.