Медынское золото

Вниз вела широкая лестница, вырубленная в скале. Через два пролёта спуск закончился ещё одной бронзовой дверью. Распахнули и её и остановились на пороге, ожидая новых каверз, подстроенных хозяином подземелья.

— Заклятие есть, — сказал Ризорх, щуря глаза, — но слабое. Походя снять можно.

— Не тронь, — предупредила Азёра. — Там ещё что-то виднеется.

— Оюшки! — протянула тётка Айса. — Гапу бы сюда, она бы мигом смекнула, что там наготовлено. Никак лихоманка какая, кабы не чёрная оспа...

Все невольно отшатнулись от распахнутых дверей.

— Тогда понятно, — произнёс Ризорх. — Оспа там или не оспа, но она под заклятием. Туда зайти можно и положить можно, что хочешь. А взять — заклятие не позволит. И, если кто вздумает заклятие снимать, тот лихоманку на свет выпустит и первый же от неё сгинет.

— Да что же это так запрятано, — не выдержала Азёра. — Смерть, что ли, чародеева?

— Хуже, — с усмешкой ответил Ризорх. — Тут, Азёрушка, наманская казна хранится. Их набольший колдун боялся у себя в городе казну держать, вот и запрятал в потаённом месте. Человечка верного приставил да всяких ужасов наколдовал, чтобы никто, даже верный человечек, его нажитками не покорыстовался. Не думал только, что мы через горы перепорхнём, да прямо сюда.

— Казна — это хорошо, — напомнила Азёра, — а взять-то как? Мы в этом деле не помощницы, от чёрной оспы лекарства не знаем.

— От всего есть лекарство. Что не лечится железом, лечится огнём.

— Это мудрость мужская. Мы зря не мудруем, нам людей лечить, а каждую оспину огнём не выжжешь, от такого лечения хворый быстрее помрёт, чем от самой оспы.

— Значит, так надо делать, чтобы никто не захворал... — Ризорх отвечал словно уже не Азёре, а самому себе. Так говорит чародей, готовясь к трудному волшебству. Телом он здесь и вроде как отвечает на спрос, но душой где-то далеко. — Нашта, доченька, у тебя рука лёгкая, сможем мы с тобой всю эту путаницу на свет вынести, заклятия не повредив? Одному такое сделать сильно неудобно, а вдвоём если?

Нашта прищурилась, разглядывая хитросплетения чародейства, невидимые простым знахаркам.

— Отчего же? Можно попробовать. Ступеньки наверху крутые, но хозяин как-то справлялся. Да, поди, и в одиночку. Ему в таком деле помощников звать не с руки.

— Как хозяин справлялся, я знаю, но нам его путь не годится, хватит и того, что карлу гидре скормили. Тут придётся по-простому обходиться. Ну, что, возьмёшься?

— Возьмусь, дед Ризорх. Одна бы не решилась, а вдвоём управимся.

Стараясь ступать осторожно, люди вышли из подземелья и принялись готовиться к небывалому действу. Хотя нечто похожее, видимо, происходило здесь не однажды, потому что в крепости обнаружился запас дров, совершенно не нужный в жарких краях, где зимы, почитай, не бывает, так что жители разучились даже печи по-человечески складывать.

Рядом с колодцем, где гидра сыто переваривала своего смотрителя, сложили огромнейший костёр из кипарисовых поленьев. После этого трое колдунов вернулись в подвалы. Остальным делать там было нечего, только под руками мешаться.

Первыми под землю ушли Ризорх и Нашта. Третьим пошёл Устон, чтобы в случае неудачи сжечь всех, но смерть наружу не выпустить. В руке огневик держал факел, не ради напоминания об опасности, а просто чтобы освещать товарищам дорогу.

В прошлый раз никто в глубину подземелья не проходил, стояли на пороге, разглядывая ряды сундуков и не пытаясь прикасаться к ним. Сейчас двое чародеев приблизились к самому большому сундуку и, не притронувшись, повели руками вверх. Устон видел, как паутина заклятия, застилавшая подвал наподобие тумана, приподнялась, сжимаясь в небольшое облачко. Заклятие и впрямь оказалось очень слабым, порвать его даже неопытному волшебнику было так же легко, как и паутину, но под нитями заговора было что-то ещё, чего огневик не мог разобрать. И оно, если верить знахаркам, несло в себе смерть. Лишь когда все нити оказались собраны в один ком, Устон увидел, как с крышки сундука всплывает что-то чёрное, скорченное и сухое. Сперва показалось, что это обезьянка, есть в совсем уже жарких землях такие звери, и в Наман их привозят ради забавы, но потом стало понятно, что это останки ребёнка, младенца лет пяти. Кокон заклятия и мёртвое дитя поплыли к выходу, Устон поспешно попятился, уступая дорогу.

Наружу выбрались благополучно. Страшная ноша повисла над сложенными поленьями. Устон наклонил факел, и костёр запылал. Ризорх и Нашта стояли у самого огня, не дозволяя рассыпаться заклятию до той минуты, пока тщедушное тельце не обратилось в пепел. Теперь уже никто не узнает, от оспы умер малыш, от чумы или иной повальной болезни. Огонь лечит всё.

Лишь тогда колдуны разом опустили руки, и горстка пепла, взвихрившись, смешалась с остальным дымом.

Нашта поспешно отошла от огня. Коснулась пальцами ошпаренного лба, поморщилась. Толстуха Айса, поняв несказанное, протянула девушке зеркало, которое повсюду таскала с собой.

— Хороша! — признала Нашта, разглядывая себя в гладком серебре. — Увидал бы меня сейчас Хисам, мигом бы разлюбил.