Мег. Первобытные воды

А ну-ка завязывай с этим, большой ребенок! Да, ты идешь под гору, но пока еще находишься недалеко от вершины. Ну и что с того, что ты поседел, поясница болит так, словно по ней проехался грузовик, а все суставы поражены артритом?! И кому какое дело, что на баскетбольной площадке ты не можешь бегать наравне с молодыми ребятами и качаться, как они?! Эй, по крайней мере, ты до сих пор активен. Большинство парней в твоем возрасте были бы…

Он заставляет себя остановиться.

Джонас, ты еще не старый… а просто уже не молодой.

По правде говоря, чем больше Джонас писал, тем более глубоким стариком себя ощущал и тем отчетливее понимал, что бо́льшая часть жизни ушла на пустые иллюзии.

На иллюзию славы, иллюзию собственной значимости.

Иллюзию, что он кормилец семьи.

Джонас поворачивает голову справа налево, шейные позвонки хрустят, словно гравий под колесами автомобиля. Медицинская страховка, автостраховка, ипотечные выплаты, счета за телефон, счета за электричество… Каждый месяц долги росли как снежный ком… Каждое утро он просыпался в состоянии стресса. Он взял ссуду под залог дома, исчерпал лимит всех кредитных карт, залез в деньги, отложенные детям на колледж… Однако снежный ком все рос, а вместе с ним и неуверенность в завтрашнем дне, и страх нищеты.

Джонас Тейлор успел забыть, когда в последний раз громко смеялся. Или хотя бы улыбался.

Его взгляд останавливается на верхней бумажке в стопке. Счет за ежегодное страхование жизни – насмешка судьбы. Банкрот при жизни, богач после смерти. По крайней мере, ты женился на той, что моложе тебя. Что ж, Терри будет хорошо обеспечена, когда ты окочуришься.

– Заткнись!

Он отшвыривает счет, массирует виски, молясь в душе, чтобы пятно перед глазами оказалось всего лишь солнечным зайчиком на мониторе, а не предвестником очередного приступа мигрени.

Постарайся сосредоточиться. Закончи книгу. Терри ее продаст, и все как-нибудь само образуется.

Джонас снова начинает стучать по клавиатуре.

На меня обрушилась темнота, и, даже не успев осознать до конца последствия своих действий, я потерял сознание. Когда я очнулся, то с удивлением обнаружил, что до сих пор жив. Спасательная капсула чудесным образом оказалась целой, но теперь она крутилась в жуткой темноте, наружный прожектор носового обтекателя время от времени освещал остатки последней трапезы монстра. Растаявший китовый жир, верхнюю часть туловища моего бывшего командира ВМС…

Тяжелые басы гангста-рэпа пробиваются сквозь потолок.

Джонас перестает печатать и поднимает голову:

– Дани? – (Нет ответа.) – Вот дерьмо! – Он встает из-за письменного стола, подходит к лестнице. – Даниэлла Кей Тейлор!

Нет ответа.

У Джонаса снова подскакивает давление. Тихо чертыхаясь, он поднимается по лестнице, перемахивая сразу через две ступеньки, покрытые вытертым бежевым ковром, на площадке поворачивает направо и идет по коридору к комнате дочери. Дергает за дверную ручку. Заперто, само собой разумеется. Стучит в дверь. Еще раз.

Дверь открывается.

– Что? – Семнадцатилетняя блондинка вызывающе смотрит на отца, ее темно-синие глаза яростно пылают.

– Я пытаюсь работать.

– Ну и что? Я, между прочим, здесь тоже живу.

– Можешь сделать чуть-чуть потише?

Она убавляет звук так, что Джонас уже разбирает слова.

– Господи, Дани, как ты можешь слушать такое дерьмо?

– Папа, не начинай…

– Песня о том, как три брата участвуют в групповом изнасиловании своей матери?!

– Это просто песня.

– Ну, лично мне она не нравится. Выключи сейчас же!

– Я, конечно, извиняюсь, но ты не можешь диктовать, что мне слушать. У нас свободная страна.

– Кто платит, тот и музыку заказывает. И пока ты живешь под моей крышей, ты должна меня слушаться. Так что выключи это немедленно!

Дани хлопает по CD-плееру, выключая его:

– Еще семь недель – и мне исполнится восемнадцать, а тогда я сваливаю отсюда!

– Тебе остается надеяться только на финансовую поддержку, а иначе придется ездить на учебу отсюда.

– Последние новости: я не иду в колледж.

У Джонаса снова подскакивает давление, выражение лица дочери только усиливает его ярость.

– Интересно, и на что ты собираешься жить? Станешь официанткой? Будешь переворачивать бургеры?

– Быть может, засяду за мемуары! – И она захлопывает дверь прямо у отца перед носом.