— Нет, Джастина, я как раз о противоположном. Я думаю, что гордость и твердый характер Ральфа не позволяли ему смириться с тем, что простой случай, обыкновенное стечение обстоятельств, нарушит что-то в его давно определенной судьбе. Именно против этого он и восстал. Он наверняка не мог смириться с тем, что все его честолюбивые планы святой добродетельной жизни могут рассеяться в одно мгновение и растаять, как утренний иней под первыми лучами солнца, только из-за того, что он не смог удержаться от проявления чувств ко мне. Однажды он сказал мне что-то насчет стойкости святого Иоанна Златоуста, который пренебрег просьбой любящей матери не покидать ее ради служения Богу. С ласковыми упреками, слезами и горькими жалобами она привела сына в спальню и усадила рядом с собой на ложе, где он был рожден. Но все ее мольбы оказались тщетными. Я помню, что даже обиделась тогда, но постаралась не подать виду. В его словах действительно было много обидного. Он как бы продемонстрировал мне, что значат слезы какой-то девчонки, возможно даже неискренние, по сравнению с горькими жалобами матери. Признаюсь тебе, Джастина, я думала о нем очень плохо. Если попробовать выразить все это в нескольких словах, то мне казалось, что Ральфом овладело высокомерие. Как же так — высокое достоинство и величие сана священника, который он принял, стояло выше всех ничтожных земных венцов. Ведь сам святой дух установил этот сан, и теперь из-за какого-то легкомысленного увлечения, вызванного девчонкой, он должен презреть величественный сан, отказаться от той власти, которую Бог не дал даже архангелам, стоящим у его трона. Меня так и подмывало сказать ему, что, влюбившись в меня, он пал так низко, как даже не мог себе представить. Как же так — смешаться с невежественной чернью и стать одним из паствы, когда ему предназначено быть пастырем, которому дано связывать и развязывать на земле то, что Бог связывает и развязывает на небе: прощать грехи, возрождая людей духом и крещением, наставлять их именем непогрешимого владыки, оглашать приговоры, которые потом утверждаются на небесах, отказаться от права стать посредником между Богом и людьми в величайших таинствах, недоступных человеческому разуму, — и только из-за того, что какая-то бедная Мэгги Клири, видите ли, пытается предъявить на него свои собственные права. Временами я готова была разорвать его на части из-за этой обуявшей его гордыни. Мы купались, плавали, смеялись, я была готова молиться на каждую секунду, проведенную с ним вместе. Но временами меня охватывало нестерпимое желание разом покончить со всем этим, утащить его на дно с собой и там остаться навечно, чтобы уже никто и никогда не смог отнять его у меня. Я даже была готова забыть о Божьем наказании… Но потом все возвращалось на место. Я понимала, что не смогу и руку на него поднять — таким чистым, добрым и настоящим он был.
Джастина потрясенно покачала головой.
— Мама, ты никогда не разговаривала со мной на эту тему, никогда не была такой откровенной.
Мэгги снова налила коньяк в рюмки, стоявшие на столе и, отпив немного жгучего янтарного напитка, долго молчала.
— Джастина, — наконец сказала она, — все в мире движется — и время, и мы с ним. В моей жизни было так много поступков, достойных сожаления, что я должна была рассказать о них хотя бы дочери. Бог уже несколько раз посмеялся надо мной, отомстив за ту кражу, которую я пыталась совершить. Он отнял у меня любимого, а затем сына, который, я надеялась, никогда не променяет этот мир на Бога. Вот почему я никогда не пойду на исповедь к священнику. Как я могу рассказать ему о том, в чем боялась признаться самой себе? Лишь человек, не связанный обетом, может понять меня и найти в себе силы, чтобы не осудить.
Джастина взглянула на мать.
— Ты думаешь, что таким человеком могу быть я? — осторожно спросила она.
Мэгги уверенно кивнула.
— Да. Джастина, я не пытаюсь строить иллюзии. Во многом ты была и стала не такой, какой я хотела тебя видеть. Многое сыграло в этом свою роль — и то, что наш брак с твоим отцом был случайностью, ошибкой, и то, что я не могла отдать тебе всю свою любовь, потому что возлагала все свои надежды на Дэна, и многое другое. Но ты взрослый человек со своими твердыми убеждениями и взглядами на жизнь, ты крепко стоишь на ногах…