Мэгги Кэссиди

В первый день тренировки для Лоуэллской средней школы я рванул с Фредди О’Хиггинсом далеко по левому краю, а тренер Расти Уайтвуд как шарахнул по летящему мячу, и Фредди ни за что бы его не взял, я же собирался показать, что и такой мяч по мне – показать Оле, что стоял подле тренера и рассказывал обо мне и вообще просто болтал, я же в бейсболе был совершенно неизвестен, и помчался по кочкам мягкой молоденькой травки, и вбок и за спину О’Хиггинсу на его собственном левом поле (от моего центра), и постукивал бутсой по земле, пока этот мяч с высоты небесной не прилетел, замедляясь и вырастая крутейшей дугой к земле у меня над головой – Я вытянул левую перчатку и перехватил его, быстро уведя от базы… сбил его, чуть не споткнувшись, прижав к животу, О’Хиггинс так и не понял, что это я у него за спиной сделал, я только услышал, как Ларсен заорал: О-оп! этой летящей бите – Отличный захват, прекрасная весна – но на базе я продолжаю пропускать все эти финты. Когда Оле на тренировке подавал, обязательно убеждался, что мне прилетают только высокие жесткие легкие подачи, которые я в силах перехватить – а от финтов я превращался в немые всплескивающие руками хлюпотрагедии с одной ногой в ведре – быстрые мячи я превращал в еще более быстрые мячи, что улетали в противоположном направлении, тянул их и запускал ввысь – иногда я попадал в 420-футовые отметки, о чем начинали говорить все, а когда мы приходили играть в огороженный парк, я регулярно запуливал хоумраны через изгородь в центре поля на тренировке, но в реальной игре, с серьезными подачами, с жующим питчером, с суматошным кэтчером, с искусно зафинченным мячом – «Ты вылетаешь!» и бита уже выкручивает мне запястья, когда я онемело присаживаюсь после удара.

Мы с Ларсеном были корешами – я ловил его подачи – и вместе мы собирались победить Мэгги.

– Ничего ей не давай! Пускай поволнуется! Пускай сама тебе позвонит! Не бери ее в голову – не обращай внимания – тебе мяч ловить надо, парень! Сама снова к тебе прибежит! – советовал мне Оле. Мы неслись в Шедд-парк после третьего звонка в конце сонного апрельского дня, хватали свои перчатки и бутсы; сердце разрывалось, поскольку Южный Лоуэлл так близко, я поглядывал поверх деревьев над гаревыми дорожками школьного стадиона, за последние теннисные корты, в гущу плакучих берез, на первые крыши лоуэллского квартала Мэгги – А потом вечером, после ужина, шел вдоль реки – что ж, она от всего этого устала. Наконец, в тот вечер, когда мы назначили свидание, она прервала его сама и просто ушла поболтать с Роже Р. в кустах у железной дороги – на соблазнительном песочке.

Это оказалось для меня чересчур, сердце мое разбилось.

35

«Хлюздя, – думал я. – Вот девчонка, которую ты любишь, которую видел среди хористок на сцене театра Кита в 1927-м или 28-м, когда тебе было пять или шесть, и ты влюбился в ее бедра, ее темные глаза – ангел из мишуры, которого Господь обронил тебе со своих крыльев – Мэгги – тресь по черепу, чего она с тобой борзеет. – Но: – Она единственная.

– Не обращай внимания! – сказал отец перед тем, как снова ехать на работу за городом в свою смертеныряльную ночь… через семь лет его уже не будет… И солнце ему на нос светить больше не будет. – Ты для такого еще слишком молодой. Найди себе другие интересы в жизни! – Мы стоим и ждем автобуса на Муди-стрит, до его отъезда мы ходили в кино, на Мерримак-сквер, где, как и допрежь, дождливая ринтинтиновая тьма, фу-манчуйские балкончики, актерские пощечины, но теперь мы посмотрели новейшее свежайшее шкворчащее кино современности – Ни черта хорошего, – изрек мой отец с совершенно убежденной презрительной ухмылкой. – Они его пытаются спихнуть с рук, понимаешь – Ну а кроме того, парнишка, не кайся ты так. Когда ты на этот счет переживаешь – делаешь ошибки и подрываешь себе волю. Ведь только ты один и переживаешь! О, я знаю cette maudite vie ennuyante est impossible (эта проклятущая тоскливая жизнь невозможна). Я это точно знаю! А что делать? Только скажи, я буду все время думать, а там ничего, кроме тьмы и смерти, но спорить готов, я точно буду очень занят с женой и детишками – Ладно – плотиков лучше еще не придумали! – Он сжал мне плечо, я заметил печальный изгиб его рта, искренние серьезные голубые глаза на большом красном лице, ухмылку здорового дядьки, что вот-вот с хрипом астматически повергнет его в приступ кашля в приступ хохота так, что он согнется напополам – Ибо в конце Ти-Жан остался брошен на волю собственного рока – а я стоял и понимал это. – Я ничего тут не могу сделать – Слушай, теперь же с легкой атлетикой покончено, у тебя сейчас бейсбол станет главным? Ну – черт возьми, меня тут не будет, не увижу. Ах, – надломленный вздох, – что-то, дьявол бы его задрал, должно было случиться, и что-то, черт побери, не случилось.

– Где?

Еще один вздох: