Мэгги

По дороге они оба молчали. Мужчина, казалось, ушел в свои мысли. Прищурившись, он смотрел прямо перед собой на дорогу, и Мэгги, искоса посматривая на него, видела, как его темные волосы прикасаются к воротнику рубахи. Морщины на его мужественном лице разгладились, очевидно, ему нравилось быть за рулем, и он расслаблялся, подчиняя себе этого мощного стального зверя. Он и сам был похож на мощного зверя, этот огромный, чувственный мужчина. Сейчас она уже не боялась его, и все-таки что-то в нем настораживало и в то же время привлекало ее. Что-то неудержимое, горячее, упрямое и жесткое. Мэгги поймала себя на мысли, что ей хочется победить его, сломить его упрямство, заставить улыбнуться эти плотно сжатые твердые губы. «Что за чушь! — остановила она себя, — хватит мне Ральфа. Ведь я и его хотела победить, завоевать, отнять у Бога, сломать! И сломала, на горе себе и ему. Не надо больше испытывать судьбу, Мэгг. Ты уже не молоденькая девочка и успокойся.

Мэгги еще издалека заметила стоявших на открытой веранде Энн и Людвига Мюллер. Они тоже увидели приближающийся автомобиль и махали руками, приветствуя Мэгги. Мощный автомобиль в один миг одолел крутой подъем, обсаженный банановыми и кокосовыми пальмами, и подъехал к большому белому дому на столбах — Химмельхоху — Поднебесье, как называли его Мюллеры, обожавшие все романтическое.

Дик Джоунс вышел из машины и распахнул дверцу со стороны Мэгги. Она, как молоденькая, выпрыгнула из машины и бросилась по ступенькам навстречу своим друзьям.

Энн, волнуясь и от этого как-то неуклюже переставляя костыли, заспешила навстречу подруге, и женщины обнялись. Людвиг Мюллер с замотанной чем-то белым шеей топтался вокруг, пытаясь подойти к Мэгги то с одной, то с другой стороны, и ему все никак не удавалось тоже обнять и расцеловать ее. От прикосновения к своим щекам пушистых седых волос старой и верной подруги у Мэгги на глаза навернулись слезы и ее охватило чувство, что она вернулась домой.

11

Herzchen, как ты отнесешься к тому, чтобы наконец вернуться домой и опять взять на себя обязанности хозяйки? — спросил однажды Лион во время своего очередного визита в Рим. Дженнифер в сопровождении няни отправилась спать, и Джастина с Лионом остались одни на веранде, с которой открывался чудесный вид затянутого вечерней дымкой вечного города. Джастина облокотилась на перила, всматриваясь в мерцающие внизу огни, и молчала, как будто не слышала того, что ей сказал Лион.

— Ты можешь сколько угодно делать вид, что не слышишь меня, — продолжал Лион, — но тебе придется принять к сведению мои желания и, если уж на то пошло, мои права. Я хочу чаще видеть свою дочь и сам ее воспитывать.

Джастина усмехнулась.

— Вот как! Мы уже начинаем заявлять свои права! Но ты и без того часто видишь дочь. И кроме того, что же тебе мешает, приезжай чаще.

— Я не могу жить на два дома. Сейчас дела складываются так, что я не могу надолго выезжать из Бонна. Так что придется тебе пожертвовать своей свободой и вернуться домой, — настаивал Лион. Он не сердился и не повышал голос, но в его тоне прозвучало нечто такое, что заставило Джастину унять вспыхнувшую было в ней ярость. Она подбежала к мужу и обвила руками его шею.

— Не сердись, Ливень. Я не хотела тебя обидеть. Но пойми и ты меня. Я только-только нашла себе интересное дело. Представляешь, у меня появилась возможность сняться в кино. Правда, сначала только в эпизоде, а если получится, то я могу рассчитывать и на более серьезную роль… Мне необходимо находиться здесь, Ливень.

Лион поморщился и разжал руки Джастины.

— Сядь, Джас. У нас слишком серьезный разговор, чтобы сводить все к детским ужимкам: — Прости. Не сердись. Ведь дело не в этом. Тебе не кажется, что наш брак превращается в странный союз двух просто знакомых людей. Мы живем в разных городах и даже в разных странах, практически ничего друг о друге не знаем. Дженнифер растет без отца. И ты считаешь такое положение дел нормальным? Ты можешь что угодно думать обо мне, можешь считать меня тираном… кем тебе еще угодно меня считать? Но я настаиваю, чтобы ты вернулась домой.

Джастина потянулась всем телом как дикая кошка, готовая к прыжку. Она ощутила внутри холодок, в голове у нее зазвенело как всегда, когда ее охватывал гнев. В такие минуты женщина уже не думала ни о том, кто прав, кто виноват, ни о последствиях своей вспышки. Джастина уже давно готовилась к этому разговору, у нее не было иллюзий относительно давних заверений мужа, что она всегда будет заниматься тем, чем захочет, и никогда не оставит сцену. Однако ее небольшой опыт общения с мужчинами убеждал ее, что так будет не всегда.