Мегрэ и его мертвец

Мегрэ, проработавший несколько часов, как никогда еще не работал, проходя вперед, лишь буркнул в ответ:

— Да полно вам!

Однако, обернувшись на середине лестницы, он задал вопрос, озадачивший его спутника:

— Вы хоть по-чешски-то говорите?

Опершись локтями о подоконник, Люка угрюмо глядел в окно. Утро выдалось хмурое, дождливое. Сестра велела не курить, и детектив со вздохом показал Мегрэ на трубку.

— Заставят потушить, шеф.

Пришлось ждать дежурную сиделку. То была женщина средних лет, на которую слава Мегрэ, похоже, не производила никакого впечатления. Да и к полиции она не питала никакой симпатии.

— Нельзя ее утомлять. Как только дам знак, быстренько убирайтесь.

Пожав плечами, Мегрэ первым вошел в небольшую белую палату. В колыбели спал ребенок. Мария с виду дремала, но на самом деле наблюдала из-под полузакрытых ресниц за действиями вошедших.

Она была столь же прекрасна, как и в ту ночь, на улице Руа-де-Сисиль. Только лицо бледнее, а волосы не распущены, а уложены косами вокруг головы.

Положив шляпу на стул, Мегрэ повернулся к переводчику.

— Узнайте, пожалуйста, ее фамилию.

Комиссар подождал, не особенно рассчитывая на ответ. Как он и ожидал, молодая женщина лишь с ненавистью посмотрела на господина, который говорил с ней на ее родном языке.

— Она не будет говорить, — произнес переводчик. — Насколько я могу судить, она не чешка, а словачка. Я обращался к ней на обоих языках, и, когда заговорил по-словацки, она вздрогнула.

— Прошу объяснить ей, что я настоятельно рекомендую отвечать на мои вопросы. Иначе, несмотря на ее состояние, она сегодня же может очутиться в тюремной больнице.

Чех сделал жест, означавший оскорбленное достоинство. Ходившая взад-вперед по палате сиделка аж задохнулась от возмущения:

— И как только язык повернулся!

Обратившись к комиссару, сиделка процедила:

— Вы что, не читали объявление, что курить запрещается?

С неожиданной кротостью Мегрэ вынул трубку изо рта.

Наконец Мария выдавила несколько слов.

— Прошу вас перевести.

— Она говорит, что ей все равно, что всех нас она ненавидит. Я не ошибся. Она из Словакии, по-видимому, из Южной Словакии, провинциалка.

Казалось, открытие это обрадовало переводчика. Его личная честь, честь пражанина, оказалась не задетой, поскольку женщина эта была всего лишь словацкой крестьянкой.

Мегрэ вытащил из кармана записную книжку в черном переплете.

— Спросите, где она была в ночь с двенадцатого на тринадцатое октября прошлого года.

На этот раз молодая женщина отреагировала. Мрачный взгляд ее остановился на Мегрэ. Однако из уст ее не вырвалось ни единого звука.

— А также в ночь с восьмого на девятое декабря.

Мария вздрогнула. Грудь ее начала вздыматься. Молодая женщина инстинктивно повернулась к колыбели, словно защищая свое дитя.

Это была великолепная самка. Лишь сиделка не понимала, что перед нею существо совершенно иной породы, и продолжала обращаться с той, словно с обыкновенной роженицей.

— Вам не надоело задавать ей глупые вопросы?

— Задам еще один. Возможно, он заставит вас переменить свое мнение, мадам. Или мадемуазель?..

— Мадемуазель, с вашего позволения.

— Я так и думал. Переведите, мсье. В ночь с восьмого на девятое декабря на ферме Сен-Жиль-ле-Водрев в Пикардии топором была зверски зарублена вся семья. В ночь с двенадцатого на тринадцатое октября на ферме Сен-Обен подобным же образом были убиты старик фермер и его жена. И тоже в Пикардии. С двадцать первого на двадцать второе ноября совершено аналогичное нападение на престарелую чету и их полоумного батрака.

— Уж не хотите ли сказать, что это сделала она?

— Минуту, мадемуазель. Пусть сначала переведут.

Переводил сотрудник посольства с видом крайнего отвращения, словно разговоры о злодеяниях затрагивали его собственную персону. После первых же слов молодая женщина попыталась приподняться. Грудь у Марии обнажилась, но она даже не позаботилась прикрыть ее.

— До восьмого декабря об убийцах не знали ничего, поскольку в живых они никого не оставляли. Вы слушаете меня, мадемуазель?

— Насколько мне известно, врач разрешил вам зайти лишь на несколько минут.

— Не волнуйтесь. Она достаточно крепка. Вы только взгляните на нее.

Похожая на волчицу или львицу, молодая женщина, рядом с которой спал ребенок, по-прежнему казалась прекрасной. По-видимому, столь же великолепной она была и тогда, когда находилась во главе своей банды.

— Прошу переводить слово в слово. Однако восьмого декабря случилась промашка. Девятилетняя девочка — босиком, в одной нижней рубашке — забилась в угол и осталась незамеченной. Ребенок все видел и все слышал. Девочка видела темноволосую молодую женщину — великолепное дикое существо. Пламенем свечи та жгла ее матери ноги. Один из ее спутников раскроил старику череп, а другой в это время угощал своих приятелей выпивкой. Жена фермера кричала, умоляла, корчилась от боли, в то время как эта женщина… — Он указал на кровать, где лежала роженица. — …в то время как эта женщина, посмеиваясь, подвергала ее еще более утонченной пытке, прикладывая к грудям жертвы зажженную сигарету.

— Прошу вас, не продолжайте! — запротестовала сиделка.