Мегрэ и порядочные люди

— Мадам Пардон сказала, что путешествие было крайне утомительным, что на дороге такое же движение, как на Елисейских полях, и что каждый вечер им приходилось ждать по два-три часа, прежде чем удавалось получить комнату в гостинице.

— Как поживает их дочь?

— Хорошо. Прекрасный ребенок…

Мадам Пардон тоже почти ежедневно навещала дочь, которая в прошлом году вышла замуж и несколько месяцев назад родила. Если бы у них с мадам Мегрэ был сын или дочь, то теперь тоже были бы внуки, и мадам Мегрэ, как другие…

— Знаешь, что они решили?

— Нет.

— Купить небольшой домик на берегу моря или где-нибудь в деревне, чтобы всей семьей проводить там отпуск.

У Жосленов была вилла в Ля-Боле. Месяц в году или больше они жили там все вместе. Рене Жослен ушел на пенсию.

Внезапно эта мысль поразила Мегрэ. Владелец картонажного производства всю свою жизнь был деятельным человеком, большую часть времени проводил на улице Сен-Готар, а иногда даже работал там вечерами.

Он виделся с женой только за столом, во время еды и какое-то время в конце дня.

Он перенес сердечный приступ и так испугался, что буквально на следующий день бросил работу.

А что бы делал Мегрэ, выйдя, как и Жослен, на пенсию и доведись ему проводить весь день дома вдвоем с женой? Впрочем, все было уже решено — они будут жить в деревне, где куплен загородный домик.

Ну а если бы ему пришлось остаться в Париже?

Каждое утро Жослен в одно и то же время, около девяти, как на работу, выходил из дому. По словам консьержки, он шел в Люксембургский сад осторожной размеренной походкой, как все сердечные больные или те, кто боится сердечного приступа.

У Жосленов не было собаки, и это удивило Мегрэ.

Он хорошо представлял себе Рене Жослена с собакой на поводке. Кошки в квартире тоже не было.

Он покупал газеты. Наверное, садился на скамейку в саду и читал их. А может быть, ему случалось вступать в разговор с соседями? Или он мог, например, регулярно встречаться с одним и тем же человеком, мужчиной или женщиной.

На всякий случай надо поручить Лапуэнту попросить фотографию Рене Жослена у его близких и попытаться, показывая ее торговцам, сторожам Люксембургского сада, восстановить все, что тот делал по утрам.

Принесет ли подобный опрос какой-нибудь результат? Он предпочитал не думать об этом. Его все больше и больше занимал этот человек, которого он никогда не видел живым, семья, о существовании которой он даже не подозревал еще накануне.

— Ты придешь к ужину?

— Да. Надеюсь.

Мегрэ пошел на угол бульвара Ришар-Ленуар к остановке автобуса. Он остался на площадке, курил трубку, разглядывал прохожих, которые торопились по своим незначительным делам, как если бы семьи Жослен вообще не существовало, словно не было в Париже человека, который по непонятным причинам убил другого.

У себя в кабинете Мегрэ специально занялся малоинтересными административными обязанностями, чтобы больше не думать об этом деле, и ему это почти удалось, потому что, когда около трех часов дня зазвонил телефон, он удивился, услышав в трубке взволнованный голос Торранса:

— Я уже там, патрон…

Он чуть было не спросил: «Где там?»

— Я решил, что лучше позвонить вам, чем самому ехать на Набережную. Может, вы захотите сами… Я кое-что обнаружил…

— Обе женщины по-прежнему у себя?

— Пришла еще одна — мадам Маню.

— Что случилось?

— Вместе со слесарем мы осмотрели все двери, и те, которые выходят на пожарную лестницу. Ни одна не взломана. На шестом этаже мы не задерживались, поднялись на седьмой, где живет прислуга.

— Что вы обнаружили?

— Так вот. Большинство комнат заперты. Когда мы осматривали очередной замок, открылась соседняя дверь, и мы были ошарашены, увидев девицу в чем мать родила, которая, казалось, ничуть не смутившись, принялась с любопытством нас разглядывать. Между прочим, красотка, очень темные волосы, огромные глаза — ярко выраженный испанский или латиноамериканский тип.

Мегрэ слушал, машинально рисуя в своем блокноте женский силуэт.

— Я спросил, что она здесь делает, и она ответила на плохом французском языке, что у нее сейчас свободное время, а работает она служанкой у Ареско. «Почему вы хотите открыть эту дверь? — спросила она подозрительно. И добавила, впрочем, ничуть не взволновавшись от подобной гипотезы: — Вы воры?» Я объяснил ей, кто мы такие. Она даже не знала, что этой ночью убили одного из жильцов. «Такой толстый мужчина, очень вежливый?

Он всегда улыбался мне при встрече». Потом сказала:

«Так, значит, это была их новая служанка». Я не понял, что она имеет в виду. Наверное, у нас был дурацкий вид, и мне хотелось попросить ее хоть что-нибудь на себя надеть. «Что за новая служанка?» — «Наверное, они взяли новую служанку. Этой ночью я слышала шум в соседней комнате…»

В ту же минуту Мегрэ перестал рисовать. Он даже разозлился, что сам до этого не додумался. Точнее, он почти додумался прошлой ночью. В какой-то момент подобная мысль начала вырисовываться в его сознании и уже было стала совсем конкретной, он говорил об этом Лапуэнту, но кто-то, то ли комиссар Сент-Юбер, то ли следователь обратился к нему, и он сбился с мысли.