Мегрэ в меблированных комнатах

— Он ей предлагал. По-моему, она привыкла ко мне. Он думал поместить ее в санаторий, но она отказалась.

— Вы говорите, у нее нет ни родственников, ни знакомых?

— Только мать Дезире, очень старая и тоже совсем уже слабая; она приходит к ней каждый месяц и всегда приносит коробку шоколадных конфет. Бедная женщина не смеет признаться ей, что она не любит шоколад, и отдает его мне для моей дочери.

— Вам больше нечего сообщить?

— А что еще можно сказать? Это хорошие люди, и живется им совсем нелегко. Для мужчины не сладко иметь больную женщину, а для женщины не сладко…

— Скажите, мадам Келлер, в тот вечер, когда раздался выстрел, вы к ней не поднимались?

— Поднималась.

— В какой момент?

— О, гораздо позже. Молодого человека уже увезли в карете «Скорой помощи». Я перешла через улицу посмотреть на то место, где он упал, и послушать, что говорят люди. На тротуаре была кровь. Я заметила свет в окне мадам Бурсико и подумала, что бедняжка, должно быть, страшно перепугана. Потом, примерно через полчаса, я поднялась к ней. Она ждала меня: она знала, что я приду ее успокоить.

— Что она вам сказала?

— Ничего. А я сообщила ей обо всем, что случилось.

— А она вставала?

— Кажется, она подходила к окну. Врач запрещает ей ходить. Но я уже объясняла вам, что она не всегда слушается.

— Нервничала?

— Нет. Под глазами у нее были круги, как обычно, потому что она почти не спит, несмотря на снотворное. Я приношу ей книги, но она их не читает.

Четверть часа спустя Мегрэ с телефонной трубкой в руках, устремив взгляд на маленькое объявление под копилкой, уже говорил с Объединенным грузовым пароходством.

Все, что консьержка сообщила ему о Бурсико, было правдой: в компании его очень уважали. Пароход прибыл в Бордо по расписанию, и Бурсико успел сесть в поезд, уходящий с вокзала Монпарнас сразу после полуночи.

Значит, не он стрелял в Жанвье.

Только что Мегрэ повесил трубку, как чей-то голос произнес у него над головой:

— Вы не подниметесь ко мне, месье комиссар?

Это была мадемуазель Бланш; ее дверь часто оставалась полуотворенной, и сейчас она, должно быть, слышала его разговор по телефону. С тех пор как в доме появился Мегрэ, ее знаменитый дядюшка не отваживался приходить к ней, а значит, он, вероятно, с большим, чем кто-либо, нетерпением ждал окончания следствия.

— Не знаю, имеет ли это значение, но я услышала, что вы говорите по телефону, и мне пришла в голову одна мысль.

Комната была полна табачного дыма. На столике возле постели стояла тарелка с пирожными, мадемуазель Бланш была, как всегда, в халате, и было видно, что под халатом на ней ничего нет. Ее бесстыдство было спокойное, бессознательное.

— Садитесь. Простите, что я заставила вас подняться. Это по поводу людей, живущих напротив.

Сидя на краю постели, скрестив ноги, она протянула ему тарелку с пирожными.

— Спасибо, не хочется.

— Заметьте, что я их не знаю и никогда с ними не разговаривала. Но я почти весь день дома и, не вставая с постели, могу смотреть в окно. Я не особенно любопытна.

Это была правда. Она, должно быть, интересовалась только собой да еще героями романов, которые читала один за другим.

— И все-таки я, сама не знаю почему, заметила одну деталь. Бывают дни, когда их шторы подняты весь день и сквозь кружевные занавески мне видна женщина, лежащая в постели.

— А в другие дни?

— В другие дни штора опущена с утра до вечера, и они даже не открывают окно, чтобы проветрить комнату.

— Это часто бывает?

— Довольно часто, я даже удивилась. В первый раз подумала: уж не умерла ли эта женщина? Потому что я привыкла видеть ее в постели… Я говорила об этом мадемуазель Клеман…

— Давно это началось?

— О да…

— Несколько месяцев тому назад?

— Раньше. Уже года два. Я заметила это через несколько недель после того, как поселилась здесь.

Меня это особенно удивило, потому что было лето и в предыдущие дни окна весь день были широко раскрыты.

— Вы не знаете, это бывает через определенные промежутки времени?

— Я не обратила внимания. Но иногда это продолжается по три дня.

— Вы никого другого не видели в комнате?

— Только консьержку. Она бывает там каждый день по нескольку часов. Да, я забыла, разумеется, бывает еще доктор.

— А доктор часто приходит?

— Смотря что вы называете частым. Может быть, раз в месяц. Я же не все время смотрю в окно.

— Вспомните, прошу вас, сразу после выстрела штора у них была опущена?

— Не думаю. Когда она опущена, то видно светлое пятно, потому что штора кремовая. Мне кажется, наоборот, было черное пятно от окна, открытого в неосвещенной комнате.

Когда Мегрэ спустился, мадемуазель Клеман, как обычно, не вышла ему навстречу. Может, она ревновала его к мадемуазель Бланш?

— Это опять я, — заявил Мегрэ, входя в комнату мадам Келлер.

— Я как раз собираюсь отнести обед мадам Бурcико.

— Скажите, бывает так, чтобы она целый день лежала с опущенными шторами?

— Целый день? Да иногда и по три и по четыре дня!

Сколько я ей ни говорила…

— А чем она объясняет то, что живет в полутьме?