Мегрэ в меблированных комнатах

— Видите ли, месье комиссар, больных ведь трудно понять. Иногда меня просто зло берет. А потом я ставлю себя на ее место и думаю, что я, наверное, была бы еще хуже. По-моему, временами у нее бывает неврастения. Я говорила об этом доктору.

— И что он ответил?

— Чтобы я не беспокоилась. У нее бывают такие приступы, когда она меня просто ненавидит, честное слово! Она не только заставляет меня опускать шторы или сама их опускает, но еще запрещает мне наводить порядок. Говорит, что у нее мигрень, что малейший шум, малейшее движение в комнате просто сводят ее с ума.

— И это бывает часто?

— К сожалению, часто.

— Но она все-таки что-то ест?

— Как обычно. В такие дни она разрешает мне только постелить ей постель и вытереть пыль в спальне.

— Сколько у них комнат?

— Четыре да еще чулан и уборная. Там две спальни, из которых одной никто не пользуется, столовая и гостиная, где тоже никого не бывает. Они платят недорого, потому что месье Бурсико живет здесь уже больше двадцати лет. Поселился тут раньше меня.

— И мадам Бурсико тоже?

— Они поженились лет пятнадцать тому назад, оба уже были не молоды.

— Сколько ей лет?

— Сорок восемь.

— А ему?

— На будущий год исполнится шестьдесят. Он признался мне в этом, когда сообщил, что скоро уйдет на пенсию и квартира освободится.

— Вы говорили, что носите письма мадам Бурсико на почту?

— Сама я их не ношу. Когда почтальон бывает здесь, он забирает их у меня.

— Кому она пишет?

— Мужу. Иногда свекрови.

— А много писем она получает?

— Да, от мужа. Свекровь-то ей никогда не пишет.

— А больше никаких писем она не получает?

— Редко. Случалось, что я носила ей конверты, адрес на которых был напечатан на машинке.

— Сколько раз это было?

— Четыре или пять. В остальном — письма от газовой или электрической компании или какие-нибудь рекламы.

— Есть у них телефон?

— Поставили пять лет назад, когда она заболела.

— Не говорите ей о нашем разговоре, ладно?

— Я уже говорила, что вы о ней расспрашивали.

— Напрасно? Я всегда стараюсь чем-нибудь ее заинтересовать. Сказала, что вы расспрашиваете обо всех, кто живет на этой улице. Я пошутила, что если бы ее муж вернулся на несколько часов раньше, то на него бы пало подозрение. Простите меня.

— Как она на это реагировала?

— Совсем не реагировала. Она, кажется, очень плохо себя чувствует. Я не удивлюсь, если завтра или послезавтра у нее начнется мигрень.

— Теперь отнесите ей обед и передайте, что я хочу с ней поговорить. Скажите, что я расспрашиваю всех жильцов и мне надо задать ей два-три вопроса.

— Сейчас?

— Я вернусь через несколько минут.

Ему хотелось подышать свежим воздухом и зайти к овернцу выпить белого вина.

Сквозь занавески гостиной мадемуазель Клеман следила за ним, и он чуть было не показал ей язык.

Глава 6

где речь пойдет о беззащитной женщине, лежащей в постели, и о комиссаре, который становится свирепым

В сущности, ему нужно было придать себе смелость.

Уже в последние дни, когда он был вынужден беспокоить супружеские пары, мирно поглощавшие суп, и задавать вопросы, ему было не по себе.

Мадам Бурсико он знал только по частям: сначала заметил в окне ее обнаженную руку в первый день, когда уезжал ее муж, потом увидел ее лицо и очертания худого тела под простыней. У нее, казалось, не было возраста: исхудалое бледное лицо походило на лики святых, и он с неловкостью вспоминал два-три случая, когда их взгляды, брошенные через улицу, встретились. Знала ли она, кто он? Или просто принимала за нового жильца мадемуазель Клеман?

Говорила ли о нем консьержка, когда убирала ее комнату?

У мадам Бурсико были маленькие темные глаза, и, казалось, в них сконцентрировались все ее жизненные силы. «Вы крупный и сильный мужчина, вы здоровы, вы можете ходить по улицам, а проводите все свое время здесь, облокотившись на подоконник и разглядывая бледную больную женщину, как будто это какое-то волнующее зрелище!»

Может быть, она этого совсем и не думала. Возможно, все это существовало только в воображении Мегрэ.

И все же ему было неприятно подниматься к ней, и он все оттягивал этот момент, ждал, когда она закончит обед, который отнесла ей консьержка. Мадам Келлер должна была осторожно предупредить ее о предстоящем визите как о не имеющем особого значения, сказать, что Мегрэ зайдет к ней просто для порядка.

Он ждал, думая, что консьержка после обеда будет убирать комнату, менять простыни, наволочки.

— Еще рюмку! — заказал он.

Мегрэ вышел из бистро, когда почувствовал, что согрелся. Через улицу он увидел возвращавшуюся домой мадемуазель Изабеллу. Она весело ему улыбнулась. Вот эта уж здорова, полна жизни, полна…

С чего это ему пришла в голову такая мысль? Он принялся набивать трубку. Потом сунул ее в карман, вспомнив, что собирается посетить больную, и нахмурился при мысли о том, что ему довольно долго не придется курить.

Он поднялся по лестнице, постучал в дверь, из-под которой пробивался свет лампы, хотя на улице еще было светло.

— Войдите!