Мэй vs Хорн (СИ)

В ночь рождения Оллин была гроза. И после того, как она закричала, в нашей семье больше не было никаких неприятностей. Как и обещала Вирджиния, проклятье перекинулось на новых сестёр. Теперь мои малышки, вы, в опасности, и я надеюсь, что не станете совершать такие же ошибки, как и ваша матушка. Проклятья родной крови — одни из самых сильных, как сильно ты любил, так в несколько раз сильнее ненавидишь.»

Я до сих пор внимательно вглядываюсь в прочитанные строки и ищу подсказку, что это шутка или сценарий для нового фильма по мотивам книг Стивена Кинга. Почему-то я верю, где-то внутри, во всё это, но продолжаю сопротивляться. «Неужели вот так всё началось? С сестринской зависти и ненависти?». Не теряя даром время, я беру второй конверт — Кларисса Штраус 1915 г.

«Для меня всё началось в 1910 г. Перед свадьбой бабушка передала письмо матери, которое та написала незадолго до своей смерти. Когда было пятнадцать лет, она заснула и не проснулась. Наверно, она просто устала жить без сестры и папы, которого я видела только в раннем детстве, чего совсем не помню.

Я верю в то, что случилось между мамой и тётей. Это оставило отпечаток и на нас с Оллин, которая не собиралась проверять правдивость слов матери на себе, как и я. Не хочу, очень не хочу, чтобы подобное повторилось, поэтому после своего замужества я организовала фонд семьи, в который систематически будут откладываться деньги, чтобы у всех остальных из нашего потомства был стимул не нарушать традицию и не проверять, какого это терять близких, не познав их ласки и не узнав лично. Я глубоко скучаю по маме и надеюсь, что там она встретила отца.

В 1913 г. у нас с Эдвином рождается первая девочка, которую назвали Александрой в часть матери. И после этого даже не было сомнений, что когда-то у нас будет ещё одна девочка и проклятье перейдет на следующее поколение. И через два года появляется Беллатрис. И очень страшно смотреть на то, какой она растёт — чересчур строптивая и своенравная. Я не хочу думать, что с моими малышками что-то может случиться…»

Это письмо не сильно-то вселяет уверенность в том, что будет дальше. Я открываю сразу третье письмо. Самое толстое из всех, в нём много листов, которые выглядят как дневниковые записи. Понимаю, это принадлежит Беллатрисе, той самой младшей дочери Клариссы, за чей характер она переживала. Она могла натворить что угодно.

12 июня 1930 г.

Александра снова везде первая! Кажется, я вечно буду её тенью или жалкой копией, потому что она такая вся правильная, идеальная и думает о других. Я хочу думать только о себе и быть центром всего, чтобы мне поклонялись, любили и обожали — я это заслуживаю. Лучших тканей, лучших слуг, лучших женихов, но нет же — всё должно быть у Александры. Меня же только одёргивают по причине и без, чтобы я ждала своего часа. Я не верю в эти байки родителей про проклятье. Но когда я это сказала маме в чувствах и назвала её лгуньей и выдумщицей, лишь бы я только не мешалась под ногами, она залепила мне пощёчину. Первый раз увидела, как она злится. И удивила не боль от больших и тяжёлых колец — лицо. На нём читалась не скрываемое омерзение от моего поступка. Только вместо того, чтобы угомонить этим, они сделали только хуже.

1 августа 1930 г.

У меня получилось! Патрик, которого присмотрели Александре в женихи и в которого она даже успела влюбиться, взглянул на меня — а это много чего стоило. Я добилась, чтобы он разорвал помолвку с ней и выбрал меня. Видимо, Александра не позволяла ему себя трогать и зажимать в саду, когда как я терпела его мерзкие усы с запахом табака на своей коже с одной лишь целью — наказать сестру.

11 августа 1930 г.

Патрик просит моей руки у родителей, Александра тихо плачет в своей комнате, а мне они оба осточертели. Нужно было только внимание — его я и добилась. Пару дней назад была на балу и встретила американца — вот это мужчина моей мечты, а не червяк-Патрик, не умеющий удержать свои руки. Луис и я влюбились с первого взгляда. Надеюсь, у родителей хватит ума отказать Патрику и выставить его за дверь пинком под зад, потому что я буду отрицать любую мерзость, что он скажет. У нас ничего не было и быть не может.

15 августа 1930 г.

Родители узнали о нашей связи с Луисом и отговаривают от брака — надо подождать, как выйдет сестра замуж. Ага, конечно! Теперь десятилетиями ждать, когда на неё кто-то посмотрит с красными глазами и носом от постоянных слёз — она видите ли любила Патрика, а он так с ней поступил. Не хочу ждать, я люблю Луиса.

17 августа 1930 г.

Они решили использовать последний аргумент — деньги из семейного фонда, в который откладывали средства всю жизнь. Я возьму их, уверена, что нам с Луисом они понадобятся, только семье необязательно знать об этом. Пусть думают, что я соглашаюсь на их дурацкие условия.

21 августа 1930 г.