Мейсенский узник

Чтобы между ним и Кирхнером не возникало конфликтов, скульпторам отвели рабочие места в разных частях фабрики. Они должны были решать сходные задачи, но при этом — максимально независимо друг от друга. Как Кирхнер и Люке, Кендлер никогда раньше не имел дела с фарфором, но, в отличие от этих двоих, удивительно быстро освоил новую для себя область. Милый и приветливый юноша сразу завоевал расположение Штёльцеля, который, видимо, и объяснил ему основные технологические сложности работы с фарфоровой массой. Уже через несколько недель Кендлер успешно изготовил первую свою вещь: почти двухметрового орла с распростертыми крыльями для королевского фарфорового зверинца. Август, увидев фигуру, пришел в восторг. Наконец-то он нашел мастера, который не только понял его мечту, но и способен ее воплотить!

По приказу короля Кендлера взяли на завод старшим модельером с первоначальным окладом четыреста талеров в год. Теперь они с Кирхнером занимали одинаковые должности, хотя формально Кирхнер считался главным. Через год он выяснил, что получает на сто талеров меньше Кендлера, пожаловался дирекции на несправедливость и добился повышения оклада. Однако любимцем начальства и короля все равно оставался Кендлер, который с невероятной быстротой изготавливал все новые предметы и статуи. За один только год он помимо орла сделал двух скоп в натуральную величину, орлана, сову, ястреба и цаплю, а также статую святого Петра для королевской часовни.

В 1733 году обиженный Кирхнер уволился по собственному желанию. Дирекция отпустила его без всякого сожаления. Кендлер доказал, что прекрасно справится и с обязанностями главного модельера, и с надзором за модельерами-подручными, а раз у него на заводе не будет соперника, значит, не будет повода для конфликтов.

Увы, дирекция не учла, что придворный комиссар Херольд, по-прежнему возглавлявший фабрику, тоже был недоволен новым кумиром знати и короля. Скульптуры Кендлера отодвинули роспись в тень, а новизна его идей ставила под сомнение творческое превосходство Херольда. Чтобы укрепить свое положение, художник решил всячески вредить скульптору.

Так началась схватка двух титанов фарфорового мира.

Часть третья Фарфоровые войны

Глава 16 Последний путь

Несколько лет, король сильно хворал. Во время последнего Гродненского сейма у него началась гангрена, по каковой причине мсье де Пти, парижский хирург, вызванный к его величеству, отнял ему два пальца на ноге и посоветовал впредь строго соблюдать предписанный режим, иначе болезнь возобновится. Однако король, почувствовав себя лучше, пренебрег советом Пти и недолгое время спустя умер от гангрены, как врач и предсказывал.

Барон Карл Людвиг фон Пёльниц.

Мемуары. 1737.

Осенью 1732 года Август выехал из своего замка в сердце старого Дрездена, чтобы проинспектировать строительство Японского дворца. Королю было уже шестьдесят два. Вероятно, его несли в раззолоченном паланкине, обитом бархатом, ибо к тому времени излишества, которым он предавался всю жизнь, серьезно подорвали его здоровье.

Август утратил былую величавую статность, некогда мускулистое тело расплылось, ноги распухли от подагры и были покрыты нарывами, а из-за несчастного случая на охоте, происшедшего несколько лет назад, врач отнял ему два пальца. И тем не менее король по-прежнему привлекал взоры. Щеки, быть может, обвисли, но облик оставался величественным — по крайне мере таким увидела монарха, когда тот в 1728 году посетил Берлин, девятнадцатилетняя прусская принцесса Вильгельмина. Возможно, отзыв был бы не столь восторженным, знай она о тайных переговорах с целью выдать ее за престарелого распутника. Брат Вильгельмины Фридрих, наследник прусского трона, будущий Фридрих Великий, отметил не только «нависшие брови и маленький курносый нос», но и то, что король «учтив со всеми и отличается изысканностью манер», хотя и говорит «очень невнятно из-за отсутствия многих зубов». (Любопытно, не заказывал ли он вставные челюсти мейсенским умельцам — известно, что за такую работу они брались.)

Фридрих записал также, что в свои преклонные лета король «танцует и делает многое другое, как молодой». Страсть к женщинам, как и к прочим жизненным удовольствиям, Август сохранил до конца дней.