Мейсенский узник

На коротком пути к Японскому дворцу он должен был миновать Цвингер — «Дрезденский Тюильри», барочный увеселительный павильон по соседству с замком, где устраивали парады и звериные бои, давали музыкальные представления и оперы для развлечения иностранных сановников и двора. Дальше путь короля лежал по большому каменному мосту, сто шестьдесят метров длиной и одиннадцать шириной, соединившему старый город с Ноймарктом на восточном берегу Эльбы. Эта часть города выгорела при пожаре в первые годы его правления, а теперь радовала чередой новых каменных фасадов: Август на десять лет освободил от налогов тех, кто решит тут строиться, и ввел единый для всех обязательный архитектурный стиль. Наверное, он с гордостью думал про себя, что за тридцативосьмилетнее правление сумел превратить Дрезден из средневекового городка в одну из прекраснейших столиц мира, притягательную для богатых и знатных путешественников. Даже прусский король признавал, что здешняя роскошь «не уступает двору Людовика XIV».

В Японском дворце Август осмотрел внутреннюю отделку и новые поступления с Мейсенского завода. И то, и другое пришлось ему по вкусу. Теперь, когда над заказом работал Кендлер, королевские замыслы наконец стали обретать плоть.

Из Мейсена по реке доставили фигуры для фарфорового зверинца, и король осмотрел их все. Он увлекался зоологией и держал настоящий зоопарк из живых зверей в близлежащем Егергофе (бывшем охотничьем домике). Многих животных добыла в Африке экспедиция, которую он снарядил за свой счет. Кроме того, Август выстроил в Морицбурге авиарий для экзотических птиц, а также владел большим собранием чучел и природных диковин. Таким образом он был способен оценить поразительный натурализм Кендлера — результат долгих наблюдений за птицами и животными и многочисленных зарисовок. Постамент фарфорового аиста украшали камыш и водяные лилии, среди которых можно было разглядеть лягушку и нескольких улиток. Пеликана скульптор изобразил с запрокинутой головой и чешуйчатой рыбиной в раскрытом клюве. Голошеий стервятник пожирал жилистый кусок мяса. Никогда еще изделия из фарфора не достигали такого сходства с жизнью.

Вскоре после осмотра Японского дворца неотложные государственные дела вновь позвали Августа в Польшу. Королевская власть в этой стране традиционно была выборной, но под конец жизни Август вознамерился закрепить ее за саксонскими монархами. По пути в Варшаву он совершил короткий неофициальный визит на Мейсенский завод — как оказалось, последний.

Король прибыл в Альбрехтсбург восьмого ноября и смог убедиться, что за последнее время здесь многое изменилось. Живописную мастерскую, печи и склады заметно расширили, чтобы справиться с заказами для фарфорового дворца. Построили новый подъемник для дров — нечто вроде конвейера на конной тяге, соединившего замковые подвалы с пристанью; теперь доставка дров к печам значительно упростилась. На заводе появился собственный врач: ядовитый дым от печей вызывал заболевания легких, мало кто из работников, непосредственно занимавшихся обжигом, доживал до преклонных лет. Руководство надеялось, что введение должности врача поможет снизить смертность.

Когда король проходил с инспекцией, в одной из новых печей как раз завершился пробный обжиг. Дверцу открыли, капсели с фарфором умело вытащили наружу. Видя, как рабочие сноровисто выполняют привычную операцию, Август наверняка вспомнил, как четверть века назад черный от копоти Бёттгер открыл дверцу своей примитивной печи и впервые показал ему настоящий европейский фарфор. Насколько же все с тех пор изменилось!

Прогресс был и впрямь феноменальный. Фарфор Бёттгера не только украшал королевские дворцы, но и приносил больше денег, чем любая другая отрасль саксонской промышленности. Страсть Августа к фарфору и одержимость Бёттгера алхимией породили индустриальное чудо — самое высокоспециализированное и успешное предприятие Европы.

Через несколько дней после визита на завод Август выехал из Дрездена в Польшу. Когда король медленно, с усилием забирался в карету, слуги, вероятно, заметили, что он хромает больше обычного. Нога, на которой не хватало пальцев, снова воспалилась, увеличились отеки. Лейб-медики лечили Августа пилюлями и кровопусканиями, но предупреждали, что улучшение не наступит, если не отказаться от излишеств. Монарх ничего не хотел слышать. Скорее всего, он страдал диабетом (тогда еще науке не известным); при этой болезни развиваются язвы стоп, которые, если их не лечить, могут привести к заражению крови.