Мейси Доббс. Одного поля ягоды

— Поразительная? Да, пожалуй. Очень юная.

— Очень, очень юная. Очень… в ней есть что-то такое, правда?

— Ммм. В ком?

Лорд Джулиан продолжал читать газету.

— В мисс Доббс. В ней есть что-то совершенно необычное, ты не находишь? Джулиан, ты слушаешь?

— Ммм? О, Роуэн. Да. Мисс Доббс, Доббинс… как ее фамилия? Доббс? — Лорд Джулиан посмотрел в окно, припоминая их разговор. — Знаешь, Роуэн, думаю, ты права. Может быть, это глаза. Очень синие. Такие не часто увидишь.

— Джулиан, не думаю, что дело в цвете ее глаз. Ничего определенного сказать по этому поводу не могу.

Леди Роуэн намазала тонкий гренок маслом и мармеладом, а лорд Джулиан перевернул страницу утренней газеты.

— Да, дорогая, пожалуй, ничего определенного.

Через несколько дней большинство людей пришли к выводу, что Мейси Доббс хорошо устроилась в резиденции Комптонов. День ее начинался в половине пятого: она вставала, наливала холодной воды из кувшина на умывальнике в большую фарфоровую миску, умывалась, мочила полотенце и обтиралась им, торопливо одевалась, спускалась на цыпочках в нижнюю часть дома и наполняла ведра углем.

Первой ее задачей было отнести тяжелые ведра в комнату для завтрака, в гостиную, в кабинет его светлости, в утреннюю комнату и в коридор. Становясь на колени у каждого камина, она вытаскивала черную каминную решетку, выметала вчерашнюю золу и складывала в старое пустое ведро. Разводила огонь. Откинувшись назад, девушка несколько секунд смотрела на потрескивающее, вздымающееся пламя. Убедившись, что щепки и уголь горят, сметала с пола щепочки и угольную пыль, кидала в топку еще несколько брикетов и собранный сор.

После того как огонь был разведен во всех комнатах, наступало время снова наполнять ведра и подкладывать брикеты, чтобы в комнатах могли греться те, у кого есть время сидеть у огня, кому нет нужды согреваться тяжелой работой.

Весь день напролет Мейси занималась уборкой, была на побегушках у кухарки и выполняла поручения каждого, кто был выше ее в иерархии прислуги, то есть почти всех. Но работа вносила в ее жизнь покой, которого она не знала с тех пор, как слегла мать. Ей требовалось только следовать указаниям других, и в ритме повседневных дел, будь то чистка дымоходов, подметание лестниц или полировка мебели, находилась возможность думать о том, что могло быть.

Выходной у Мейси был в воскресенье днем. Как только большие часы на полке над кухонной плитой пробивали половину двенадцатого, Мейси ждала, чтобы кухарка взглянула на нее и указала подбородком на дверь.

— Ладно, девочка, можешь идти. И смотри вернись в подобающий час!

Это было притворное предупреждение, так как в неподобающий Мейси негде было находиться.

Сняв фартук, Мейси выбегала из кухни и поднималась по черной лестнице на последний этаж. Ей казалось, что ноги не могут нести ее так быстро, как ей хочется. Переодевалась в длинную черную юбку, принадлежавшую матери, и в чистую хлопчатобумажную блузку. Бросала взгляд на свое отражение в зеркале, надевала шляпку, брала жакет и кошелек и выбегала из спальни. Она шла увидеться с отцом, зная, что в двенадцать часов он вынет часы из жилетного кармана и улыбнется своим мыслям. Фрэнки Доббс не мог дождаться, когда дочь придет домой, чтобы они могли провести вместе несколько часов, устроить драгоценную передышку после трудной недели.

По воскресеньям Фрэнки всегда можно было найти в конюшне, где он держал свою кобылу, под сухими сводами южной оконечности моста Ватерлоо. Воскресенья посвящались тому, чтобы вычистить лошадь с головы до копыт, смазать кожаные постромки, довести до блеска бронзу и подготовить телегу для будущей недели. Это было необременительное утро, более приятным его делало знание, что вскоре шаги Мейси зазвучат по булыжной мостовой, ведущей к конюшням.

— Дочка, до чего я рад тебя видеть. Как ты, моя девочка?

— Хорошо, папа. У меня все хорошо.

— Сейчас я покончу с этой работой, потом домой, выпить по чашке чаю.

Они вместе работали в конюшне, потом оставляли лошадь в покое. После чая Фрэнки надевал по случаю воскресенья лучшую одежду, и отец с дочерью ехали автобусом в парк Брокуэлл, гуляли, потом садились перекусить взятой из дома едой.

— Папа, видел бы ты библиотеку! Я никогда не видела так много книг. Они закрывают все стены. Книги обо всем.

— Ты все о книгах, девочка. Продолжаешь читать?

— Да, папа. Я хожу в публичную библиотеку каждую неделю по средам. Миссис Кроуфорд отправляет меня со списком книг для нее и для мистера Картера, и, кроме того, я беру книги для себя. Знаешь, Инид говорит, что не может спать при свете, так что я не могу читать долго.

— Береги глаза, моя девочка, других у тебя не будет.

— Папа!

— Понимаю, я ворчу. Ну а что скажешь про других из прислуги, какие они?

Отец с дочерью сидели на деревянной скамье перед клумбой.

— Ну, мистера Картера и миссис Кроуфорд ты знаешь.

— Их знаю. Хорошие люди.

— А миссис Кроуфорд зовут то «кухарка», то «миссис Кроуфорд» без всякой… ну, без всякой системы.

— Дочка, как это понять?