Мэйв Флай

- Если и есть одна истина, которую тебе нужно знать больше всего на свете, так это то, что впустить кого-то сюда, впустить его в себя - значит покончить с ним. Потому что никто никогда не увидит тебя по-настоящему. А когда увидит, для него будет слишком поздно. Ты - такая, какая ты есть, и что бы ты ни думала, ты не сможешь этого изменить. Волк всегда остается волком. Так что, если ты умна, Мэйв, ты никогда не откроешь эту дверь тому, кто пожелает выйти обратно.

Она повернулась и вставила ключ в замок, распахнув большую деревянную дверь.

Она шагнула внутрь темноты.

- Входи, Мэйв, - сказала она, - и познакомься со своим дедушкой.

49

Гидеон стоит в подвале дома моей бабушки, моего дома, в полной неподвижности.

Как будто комната дышит, как будто стены колотятся, пульсируют жизнью, которая не предназначалась для того, чтобы быть разделенной с живым смертным. Не с кем иным, как со мной.

Гидеон все это воспринимает.

Мой дед в кресле, его кости разложены так, как их разложила моя бабушка много лет назад. Другие кости и части тела, собранные ею, лежат в большой плетеной корзине рядом с ним. Я никогда не знала, кому они принадлежали, но это и не имело значения. А еще там лежат кости других людей, собранные мной здесь и там за эти годы. Тех, кого бабушка научила меня убивать, потому что сказала, что однажды мне понадобится знать, как это делать и как потом от них избавляться. Как всегда, она была права. Я должна была знать, даже тогда.

Вот кости Андрэ, палец Хильды, сувенир, который кот Лестер приберег для меня, в то время как остальные ее вареные и невареные останки отправились в мои декорации. В углу комнаты лежит Лиз, все еще труп, но уже начинающий разлагаться, из ее живота вываливаются кишки и другие органы. Трубка и дохлая мышь все еще там, торчат между ее раздвинутых ног, мышиные уши все еще на голове. В ней больше мякоти, чем тела, она покрыта коркой.

Бабушка лежит на кушетке, которую я притащила, среди своих прекрасных подушек, одетая и накрашенная, и смотрит на все это.

За ее спиной - бутылки шампанского. То, которое я бы взяла для нас, чтобы выпить сегодня вечером.

Я вижу все это так, как Гидеон должен видеть впервые, и понимаю слова бабушки. Если бы он знал об этом раньше, он бы никогда не остался. Как он мог? А теперь он знает. Теперь он знает.

Гидеон медленно поворачивается, на его лице выражение полной непонимания.

Наконец, он заговорил.

- Я думал... то есть, может быть, я подозревал... что-то, но...

В его глазах стоят слезы. Слезы в глазах этого огромного человека, и слезы в моих собственных.

- Гидеон... - говорю я.

И это так ясно. Какой же я была дурой. Позволила себе поверить, что он такой же, как я, позволила ему убедить в этом нас обоих. Этот человек, который потерял своего лучшего друга детства и думал, что это делает его каким-то темным, думал, что это делает его каким-то монстром. Я была такой глупой. Я была такой... такой глупой. , что когда- кем , не .

- Мэйв... - говорит Гидеон, и я делаю шаг внутрь, а потом еще один.

- Зачем ты сюда пришел? - спрашиваю я.

Теперь, когда он знает...

- За шампанским, но...

- Тебе не следовало входить. Я тебя не приглашала.

Я смахнула еще одну слезу рукавом свитера.

- Я должен показать тебе, что я принес, - говорит он.

- Что? - говорю я.

- Пожалуйста, Мэйв. Я должен показать тебе.

Ты сделаешь это, Мэйв, - говорит Таллула. Я смотрю на нее, и она наблюдает за нами, становясь свидетелем всего этого. Я снова поворачиваюсь к нему.

- Мэйв, я не расстроен, - говорит Гидеон.

Ты впустила его в себя, в наш дом, и теперь он заберет все. Он заберет все. Потому что никто не похож на тебя, Мэйв. Никто никогда не поймет тебя.

- Мэйв, послушай меня, - говорит он. Он поднимает руки. - Я не собираюсь ничего делать. Пойдем наверх, и я покажу тебе...

Ты впустила его в наш дом. Ты сама навлекла это на себя. Он видел, и он разоблачит тебя, потому что не может понять.

- Мэйв, пожалуйста...

Мои пальцы находят банку, медленно открывают ее и лезут внутрь. Я плачу, по-настоящему плачу. Слезы текут так, что я едва могу видеть.

Я подхожу к Гидеону, и он замирает, но не отступает.

- Ты не понимаешь, - говорит он со слезами на глазах, на его лице выражение удивления или ужаса. Полное неверие. Он протягивает ко мне руки. - Мэйв, я тоже...

Никогда не открывай эту дверь тому, кто пожелает выйти обратно. Ты - то, что ты есть.

- Я понимаю, - говорю я. - Я правда понимаю.

И я размазываю яд кактуса по его глазам.

- Блядь! Что за хрень!

- Мне жаль, - говорю я. - Мне очень жаль.

Я отступаю от него. Меня трясет. Я вся дрожу.

- Я не видел, - говорит он. - Я ничего не видел. Что это было, черт возьми?