Мэйв Флай

Она открывает рот, потом закрывает его и качает головой. Она поворачивается, пинает стену и кричит:

- Блядь!!! - затем она снова поворачивается ко мне и говорит: - Только, пожалуйста! Не лезь в мою жизнь, Мэйв. Никогда.

* * *

Никогда.

* * *

Я стою там в течение многих песен. Люди проходят мимо, хвалят мой костюм. Некоторые пытаются открыть дверь в туалет, которая, конечно же, заперта. Включается "Thriller", и я заставляю себя принять то, что пришло, то, что, как я знала, неизбежно должно было прийти. Спойлеров нет. Все приходит к концу.

Таллула не грустит, Таллула говорит, что такие девушки, как Кейт, приходят и уходят.

Таллула говорит, что надо танцевать.

И я двигаюсь. Я не перестаю двигаться. Я не позволяю себе останавливаться надолго. Песня за песней. Я позволяю волку взять верх. Я позволяю Таллуле взять верх. Я теряю себя. Пока...

Кто-то тянет Мэйв. Словно кто-то натягивает веревку, о существовании которой она не подозревала. Я открываю глаза и осматриваю помещение. У туалетов какая-то суматоха, толпа людей проталкивается ближе и убегает. Я слышу крики, всего несколько. Дерек, должно быть, очнулся, или кто-то нашел способ проникнуть внутрь. Девушка кричит, что кто-то должен позвонить в 911. Вышибалы целеустремленно двигались, переговаривались по рациям, официанты пытались разглядеть все получше и перешептывались друг с другом. Но ничего из этого не привлекло Мэйв. Ничто из этого не вернуло меня в ту ночь.

Сквозь тела, огни и туман, сквозь все то, что танцует внутри меня, мужчина не делает никаких движений ни в сторону, ни в направлении суматохи. Он стоит напротив меня на танцполе, не шевелясь. Целеустремленный. Глаза, которые, как мне кажется, двух разных цветов, но я так и не знаю. Глаза, которые видят меня, в темных комнатах и на свету. Настолько, насколько я могу быть видимой.

Гидеон там, а я здесь.

Он пробирается сквозь толпу в красном колпаке, незнакомая мне красивая женщина в сексуальном костюме охотника смотрит ему вслед.

Гидеон смотрит на меня.

И больше никого нет. Нет никакой вечеринки. Нет суматохи. Ни истекающего кровью режиссера, ни разбитого сердца подруги.

Почему я вообще думала, что есть что-то еще?

, чему , потраченные на себя , , , , вопросом, была на самом к себе Он смотрит мне

Mолча.

Земля снова содрогается, на этот раз сильнее. Я не знаю. Мне все равно.

Он смотрит мне .

Есть только Гидеон и Мэйв.

Только мы.

46

раз в тот момент, когда На бегут по коже в том, со об и , не былa .

Мы подходим к дому, и я останавливаюсь на пороге. Я поворачиваюсь к нему, нащупывая пальцами ключ, над нами нависают кости Хильды, светятся и двигаются украшения для Хэллоуина. Дети давно уже бегают по улице за конфетами. Я расставила миски с ними перед Франкенштейном и одержимой девушкой, перед мумией и привидением, и они были успешно расхватаны.

В доме моей бабушки еще никогда не было мужчин. В нашем доме. В моем доме.

Я жду, что Таллула заговорит, но она ничего не говорит.

- Хочешь... - вздыхаю я и понимаю, что тоже едва могу говорить с этим мужчиной, стоящим передо мной.

С этими чувствами, которые я не позволяю себе назвать. Мне тесно в груди, и я слишком полна, слишком полна желаний, слишком полна жизни. Ядовитые кактусы по обе стороны от меня.

- Хочешь войти?

* * *

Kрасный колпак падает на пол в фойе.

Ушки кролика.

Рубашка. Корсет. Штаны.

Он толкает меня к стене, и бутафорская ваза разбивается вдребезги. Я стону, когда его язык находит мою шею, когда его руки находят части меня, которые кричат о нем. Я толкаю его в гостиную, прижимаю к дивану, рву его трусы, и мы опрокидываемся на него. На диване, на полу, на журнальном столике и креслах. Его руки на мне, мои пальцы на нем, языки, губы, зубы, пот, пальцы в волосах, горячее дыхание на горле, сосках, бедрах и ляжках. Мы пожираем друг друга. Мы берем и отдаем, и этого слишком много, и этого никогда не будет достаточно. Я не могу подойти к нему достаточно близко, я не могу ощутить его кожу на своей коже. Я не могу...

Неоновый свет и шум вечеринок нa Стрипе и в городе заливают нас через стекло.

То, что росло во мне - не ярость, не злость, не страх и не боль. Оно расширяется, толкает и тянет меня внутрь, освещает меня изнутри и снаружи. Это по-своему изысканно и болезненно, и это всепоглощающе, всевозбуждающе. Этот человек вдохновляет меня. Благодаря ему я так жива.

Мы не играем никаких песен. Мы не используем никаких игрушек. Обезьяна, волк и моя бабушка молчат.

Есть Гидеон, и есть я.

Его глаза и мои глаза.