Читаем Мех форели полностью

Что же до голубей, которые в известном смысле были неотъемлемой частью двора, то их отсутствие повергло меня в полное недоумение. Куда они подевались? Не могли же все разом попасть под машину. А стрельбы я не слышал. Однажды во двор приходил снайпер, отстреливал голубей, по распоряжению мэрии; но это ничуть не помешало уцелевшим птицам, как ни в чем не бывало, прилетать во двор и ворковать. Вправду ли голуби — бедствие? Недавно я видел, как старый голубь, пригнувшись, замер перед едущей прямо на него машиной, голубь-самоубийца. Он сидел посреди оживленной улицы, дряхлый, растрепанный. Автомобиль, за рулем которого сидела женщина, наехал на него, я видел, как женщина притормозила, бросила взгляд в зеркало заднего вида, надеясь, что птица осталась цела-невредима. Но голубь был раздавлен. Не хотел, наверно, дожидаться смерти в темном углу, решил покончить с собой. Голубок. В перевязанной цветной ленточкой пачке писем, которые я нашел в недрах шкафа среди сугубо личных вещей и вполне справедливо счел любовными, иные, кажется, начинались обращением «моя голубка». Я тогда прочел всего лишь несколько строк и снова убрал письма в коробку. Что мне за дело до любовной жизни «тетушки»? Отчего люди пользуются этим ласкательным обращением? Оттого что видят, как птицы непрерывно ухаживают друг за другом и совокупляются? Они ведь еще и символ постоянства в любви, преданности, верности? А как насчет оливковой ветви в клюве? Так или иначе, голуби — точнее, их отсутствие на заднем дворе — «сбили меня с пути». Я же как-никак начал убираться.

В спальне о перестановке и думать нечего, да и ни к чему это. Но в битком набитой гостиной прореживание отнюдь не помешает. Что я имею в виду под прореживанием? Не просто прополку, но корчевание, так можно сказать, выражаясь языком земледельцев или лесничих. Для начала я удалил мелочи — разбросанные чулки, губную помаду и прочие сорняки, очистив стол и остальные поверхности. Правда, одного взгляда на мебельные заграждения оказалось достаточно, чтобы весь мой кураж сошел на нет. Которая из этих вещей совершенно лишняя, первый кандидат на вынос? Вряд ли инкрустированный комод а-ля Людовик XV, с узорной мраморной крышкой, хотя он мне не особенно нравится. Для «тетушки» он наверняка обладал эмоциональной ценностью. Как насчет монументального кресла? Не такие ли мягкие громадины называют вольтеровскими? Вполне удобное, не отрицаю, но безусловно слишком велико для маленькой комнаты. Сущий трон, не только необъятный, но властный. Допустим, мне удастся избавиться от этого кресла, а надо ли тогда заменить его другим, поизящнее? Не обязательно, ведь у стены еще и канапе прилепилось. Да, решения радикального толка совершенно не моя стихия. Чего я, собственно, хочу? Устроиться? А имею ли я право на это? Так называемая тетушка дала бы на это согласие? Придет ли Кармен? Кстати, как там день? Все еще молод? Судя по моему аппетиту, он явно успел повзрослеть. Может, пойти купить что-нибудь из еды? Не всё же по бистро шастать. Купить? Но куда девать эту еду? Кухня-то однозначно относится к категории неприкасаемых, тут Кармен права, нельзя не признать. Я решил отложить кухонную проблему до прихода Кармен и пока что прикинуть, где бы поесть. В «Футбольный бар» идти не хотелось. Можно бы наведаться в столовую напротив почты, а еще лучше — двинуть прямиком на улицу Лаба, к Саиду, которого я до сих пор держал в секрете от Гислен и других заинтересованных инстанций, хотя Саид с его по-кабильски округлой фигурой и странным, напоминающим пчелиное жужжание призвуком в североафриканском голосе был мне очень симпатичен и стал чуть ли не другом. Или он скорее ворковал, нежели жужжал? Нет, ни то ни другое. Гнусавил? На самом деле жужжание или якобы воркование — это безостановочное урчание генератора. Как он создавал эту диковинную нотку, дело не мое. Важно для меня совсем другое: я не просто заходил к Саиду, я становился там на якорь. Почему? Потому что длинное, точно кишка, кафе со стенами цвета бурой пустыни представлялось мне не только гаванью, но еще и ковчегом. Почему ковчегом? Разве я потерпел кораблекрушение, и если да, то что было для меня потопом?

Перво-наперво я запретил себе продолжать раздумья в этом направлении, ведь за едой это отнюдь не полезно, а главное, наводит меланхолию, что, как известно, весьма опасно и грозит ущербом моему домашнему начинанию. Кстати, на чем мы остановились? На Кармен? Придет ли она? А который час? День все еще полон сил?.. или уже слабеет?.. Крещендо или диминуэндо?

Перейти на страницу:

Все книги серии Первый ряд

Бремя секретов
Бремя секретов

Аки Шимазаки родилась в Японии, в настоящее время живет в Монреале и пишет на французском языке. «Бремя секретов» — цикл из пяти романов («Цубаки», «Хамагури», «Цубаме», «Васуренагуса» и «Хотару»), изданных в Канаде с 1999 по 2004 г. Все они выстроены вокруг одной истории, которая каждый раз рассказывается от лица нового персонажа. Действие начинает разворачиваться в Японии 1920-х гг. и затрагивает жизнь четырех поколений. Судьбы персонажей удивительным образом переплетаются, отражаются друг в друге, словно рифмующиеся строки, и от одного романа к другому читателю открываются новые, неожиданные и порой трагические подробности истории главных героев.В 2005 г. Аки Шимазаки была удостоена литературной премии Губернатора Канады.

Аки Шимазаки

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги