Механическая принцесса

Ох, что ярче света? Что темнее тьмы?
Что острее топора? Что нежнее тающего воска?
Истина ярче света, лицемерие темнее тьмы.
Месть острее топора, а любовь нежнее
тающего воска.

– Странная песенка, – сказала Сесилия. – Но она мне нравится. А ты помнишь мамину колыбельную?

– Смутно, – признался Уилл.

Их мама всегда пела, и когда шла по берегу реки Моддах[10], и среди нарциссов в саду; музыка наполняла собой каждый уголок их дома. Llawn yw ’г coed о ddail a blode, llawn о goriad merch wyfinne.

– А ты помнишь море? – тихо спросил он. – А озеро Талиллин?[11] Здесь, в Лондоне, такой синевы днем с огнем не сыщешь.

Сесилия тяжело вздохнула:

– Конечно помню. А я думала, ты все забыл.

Уилл все больше погружался в сон.

– Сеси, – прошептал он. – Похоже, я не смогу встать с этого кресла. Придется мне ночевать здесь.

– Тогда и я останусь с тобой, – ответила она и крепко сжала его руку.

Слова ее вплелись в поток сновидений, который подхватил и унес юного Эрондейла, убаюкивая на своих волнах.

* * *

Габриэлю и Гидеону Лайтвудам

от Консула Вейланда

Ваше письмо меня несказанно удивило. Мне казалось., я выразился предельно ясно. Я хочу, чтобы вы сообщали мне подробности переписки миссис Бранвелл с ее родственниками и благожелателями в Идрисе. Меня не интересуют ни ее общение с модистками, ни наряды, ни меню институтской столовой.

Потрудитесь прислать письмо, действительно содержащее в себе важные сведения. Надеюсь, на этот раз писать его будут не сумасшедшие, а Сумеречные охотники.

Во имя Разиэля,

Консул Вейланд

Глава 8 Тот огонь

Но что надежда для тебя,

То мне – желаний агония!
Надежды? Да, я знаю их,
Но их огонь – огня прекрасней[12].

Эдгар Аллан По, «Тамерлан»

Тесса сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы. Снаружи в комнату проникал холодный, пропитанный водой воздух; пахло мокрым железом и Темзой. Она вовсе не думала о прическе, просто повторяющиеся движения помогали ей хоть как-то сохранять спокойствие.

Вновь и вновь перед ее мысленным взором представали то красные, обожженные руки Уилла, то Джем, потрясенный письмом Мортмейна, то жалкая горстка серебра, которую ей удалось собрать с пола. А еще Сесилия, обнимавшая брата, и Джем, с болью просивший прощения у Уилла.

Все это было мучительно. И Джем, и Уилл испытывали боль, а она любила их обоих, и их боль передалась ей. Мортмейну нужна была именно она, Тесса. Из-за нее у Джема закончилось серебро, из-за нее страдал Уилл. Она ушла из гостиной только потому, что была уже не в силах оставаться там. Как они, объединенные взаимной любовью, могли причинять друг другу столько боли?

Тесса отложила расческу и посмотрела на свое отражение в зеркале. Вид у нее был усталый, под глазами залегли тени, совсем как у Уилла, когда он целый день просидел с ней в Библиотеке, разбирая бумаги Бенедикта, переводя отрывки, написанные на латыни, греческом или на языке чистилища[13]. Склонив голову, Уилл быстро водил пером по бумаге. Было странно видеть его погруженным в работу и при этом вспоминать стоявшим на пороге дома Магнуса Бейна и Булей и обнимавшим ее. При свете дня лицо Уилла выглядело непроницаемым. Он не проявлял ни враждебности, ни холодности, но при этом ни разу не улыбнулся ей и ни словом не обмолвился о том, что произошло ночью.

Тессе хотелось спросить его, о чем он говорил с Магнусом, когда тот увел его. Если бы Магнус сообщил что-то новое, важное для них, Уилл рассказал бы, ведь у нее никогда не было повода усомниться в его честности. Впрочем, если бы хоть кто-то из них был нечестен, подумала Тесса, все, вероятно, сложилось бы совсем по-другому, не так страшно.

Теперь она понимала, что, предложив отправиться к Мортмейну, она совершила глупость, но ее порыв можно объяснить. Ей было невыносимо сознавать, что она является причиной всех бед и ничего, ровным счетом ничего не предприняла для того, чтобы предотвратить их. Если бы она сдалась Мортмейну, Джем получил бы возможность еще пожить, они с Уиллом остались бы побратимами, и все пошло бы своим чередом, как если бы она и не появлялась в Институте.