Механические птицы не поют (СИ)

Старик курил жадно, чмокая разбитыми губами. По щетинистому подбородку стекала ниточка сероватой слюны, а единственный глаз все больше мутнел. Уолтер почувствовал, как к горлу снова подступает тошнота.

— Мы тогда захватили корабль. Знаешь, какие у них корабли? С бумажными парусами, сложенные, как веера у шлюх! У благородных, я видел, из перьев. Наверняка у этой тоже был из перьев, чтобы она свою бесстыжую морду прятала за ним!

— Послушайте, мне не интересно. Поделитесь своей бедой с кем-нибудь другим, — отрезал Уолтер, насухо вытирая засиявшую джезву и вставая из-за стола.

— Нет, ты послушай! Послушай! Ты-то точно щенок из благородных, что ты здесь делаешь? У тебя паршивые, паршивые глаза! Я помню твои глаза, ты тоже там был!

— Я не воевал в Гунхэго, — ответил Уолтер, возвращая джезву на место. Кофе можно сварить и позже, минуя отвратительные истории.

— Ты там был! Не ври мне, это ты и твоя паршивая потаскуха меня изуродовали! Благородным возвращали лица и давали протезы, а мне эта паскуда зашила лицо, будто брюхо фаршированному гусю! Помнишь, что она говорила? «Какое необычное ранение, как интересно, сможем ли мы его спасти!» — передразнил он высокий женский голос. — Мне отстрелили половину лица!

— Так это не женщина была виновата, а выстрел, — неприязненно отозвался Уолтер, потянувшись к трости.

В Гунхэго служило немало врачей. Но все же Уолтер поступал мудро, когда носил черные очки. Его глаза не нравились слишком многим.

— Если бы вы тогда были чуть-чуть помилосерднее — моя жизнь сложилась бы по-другому! Я же обещал заработать и прислать вам денег, клялся, что если мне сохранят лицо… — Уолтер увидел, как из единственного глаза старика текут частые крупные слезы.

— Я не был на войне, — повторил Уолтер, направляясь к выходу.

— А я слышал, что она сдохла! Что ты убил ее, породистый кобелек, загрыз свою племенную суку, не дождавшись щенков! А может, ты достал их из нее, и поэтому тебя Потрошителем прозвали?

Мир внезапно обрел удивительно яркие очертания. Уолтеру казалось, что он видит каждую трещинку на дверном косяке, даже те, что были тоньше ниточки паутины. Он различал каждый оттенок каждого запаха коридора — от вчерашнего горелого масла до густого опиумного дыма. И красок внезапно стало столько, что если бы Уолтер решил нарисовать этот безликий гостиничный коридор, ему пришлось бы смешивать оттенки несколько часов.

А потом мир медленно сжался в узкую полоску. Время потекло медленно, так медленно, что улыбка растягивалась на его лице, словно рваная рана — мучительно, медленно и через силу.

— Что ты сказал? — прошептал он, оборачиваясь к старику.

И не услышал ответа, хотя видел, как шевелились его губы.

Зато шорох клинка расслышал отчетливо и даже не понял, откуда он раздался. Потому что клинок всегда был в его руке.

— Кэтрин Борден… — прочитал он по губам.

Уолтер почувствовал, как на языке растекается вязкая желчь. Имя Кэт было осквернено еще и этим слюнявым, уродливым ртом. Светлая память жалобно хрустнула на кривых желтых зубах и растворилась в опиумной дымке.

«Убей его, Уолтер! Почему ты стоишь?» — раздался за спиной вкрадчивый голос Джека.

— Уолтер, что с тобой?! — услышал он сквозь дымку испуганный голос Эльстер.

А по клинку медленно стекала кровь, удивительно отчетливо красная, жидкая, словно разбавленная водой. Стекала частыми каплями на пол, растекалась лужей у носков ботинок. Уолтер, брезгливо поморщившись, сделал шаг назад. Даже пахла она омерзительно, сладковатой гнилью, словно этот человек давно уже был мертв, словно кровь сейчас не стекала из опустевшей глазницы на грязную рубашку, словно и не было клинка, вошедшего в единственный глаз старика чистым и выскользнувшего из его затылка уже ярко-красным, как…

— Уолтер! Посмотри на меня!

Он медленно обернулся. Так же медленно разжал пальцы и услышал, как клинок с глухим стуком упал на пол.

Эльстер подошла к нему, не подбирая юбки, и подол сразу потемнел и набряк. Она прикоснулась к его лицу прохладными пальцами.

— Что с тобой, Уолтер? Пойдем отсюда, пойдем…

— Эльстер, я… — с ужасом прошептал он, оборачиваясь. — Я… я не…

— Тебе плохо, — сочувственно сказала Эльстер, прижимая ладонь к его щеке. — Бекка сказала, тебе надо больше воды пить, что тебе что-то давали…

— Эльстер, я человека убил! — ошеломленно прошептал он, с ужасом глядя на клинок.

— Ничего, это ничего… Пойдем, Уолтер. Скоро мы отсюда уедем, скоро ты поправишься, скоро…

Она улыбнулась и вслед за движением губ на ее горле расползалась тонкая нитка разреза. Эльстер подняла на него полные непонимания, гаснущие глаза. Что-то прозрачное, золотое, потекло на ее рубашку.

Он сжимал рукоять окровавленного клинка, который словно сам собою оказался в руке, и с ужасом смотрел, как Эльстер медленно опускается на колени, зажимая разрез. Между ее пальцев сочилось жидкое золото, и чем больше его вытекало, тем больше тускнели ее глаза.

— Нет, нет, нет, я… — бестолково прошептал он, не в силах осознать случившееся.

«Ты теперь как я, — ласково прошептал Джек. — Убивать любимых — особенно приятно».