Механические птицы не поют (СИ)

Потому что Эльстер никогда не взяла бы у его отца чек, потому что у нее желтые птичьи глаза, темное прошлое и человеческое сердце. Потому что настал момент, когда все сомнения стали пустыми.

— Ты никому ничего не должна, — тихо сказал он.

В воздухе сгущался медовый запах духов, раскрывшихся нотами сердца — черным перцем и флердоранжем. От этой отравы Уолтер не знал противоядия и никогда не хотел его искать.

— Что тогда делать?

— Ехать в Эгберт. Вместе.

— Зачем? — спросила она, поднимая на него взгляд. Глаза у нее были уставшие, а под отчаянием и страхом явственно проступала обреченность. Потому что не было правильного ответа на этот вопрос.

Но Уолтер не стал его искать.

Ни у одной женщины не было таких обжигающе нежных губ. Пускай для целого мира она будет подделкой, созданной, чтобы сводить с ума — так лишаться рассудка Уолтер был готов снова и снова.

…

Утром Уолтер смог пройтись по коридору лишь слегка опираясь на трость. Попытался выйти в общий коридор, но не смог открыть дверь — под ней с той стороны кто-то спал, оглашая храпом весь этаж. Он брезгливо ткнул лежащего тростью, но тот не обратил никакого внимания. Вздохнув, он закрыл дверь и зашел на кухню.

Кухня оказалась темным помещением, где помещались две закопченные плиты и стол, заваленный посудой. Тарелки вперемежку с кастрюлями, в углу стояла пара закопченных чайников, а у стены располагалась целая батарея разнообразных кружек, из каждой из которых торчала вилка, ложка или нож.

Уолтер не без труда нашел среди посуды старую медную джезву, оторвал пару кусков от большого рулона дешевой ткани, лежащего на окне и полез в ящик за чистящим порошком. Эльстер смогла купить кофе в одной из местных лавок, и сейчас пачка лежала в запертой кухонной тумбочке с номером их комнаты.

Ему хотелось чем-то порадовать Эльстер. Он заглянул к ней в комнату — она еще спала, привычно свесив руку с кровати.

Он постелил ткань на колени, зажал между ними ручку джезвы и принялся методично очищать медную поверхность, стараясь не думать, как давно этого не делали. Одной рукой делать это оказалось неожиданно тяжело, к тому же тряпка только размазывала грязь.

— Я квартируюсь здесь полтора года, и еще никто ей не пользовался. У местных нет денег на кофе, — внезапно раздался над ухом каркающий голос.

Уолтер обернулся и с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться. Рядом стоял старик с обезображенным лицом.

Единственный глаз, старческий, водянисто-голубой, в красных прожилках, смотрел на него с настороженной неприязнью. Вместо второго — уродливый шрам, зачем-то грубо зашитая глазница. Старик криво улыбался, обнажая кривые желтые зубы. Вместо губ вокруг провала рта расходились розовые бугристые пятна — скорее всего, кто-то сильно разбил ему лицо.

— Я не ношу масок, — с вызовом произнес старик.

— Это ваше право, — спокойно ответил ему Уолтер, опуская глаза к джезве.

— Меня зовут Нед, — сообщил старик.

— Уолтер.

— Девочка с короткими волосами — твоя сестра?

— Да, — предпочел соврать Уолтер.

— Смотри за ней получше, она нравится нескольким постояльцам и не нравится их женам.

— Скоро мы уедем и оставим этих достопочтенных господ их супругам.

— Ты из благородных чтоль? — с неприязнью спросил его старик. — Образованный небось?

Уолтер грязно выругался про себя, и тут же подумал, что надо было вслух — может, тогда старик бы отстал.

Но Нед не собирался отставать. Он уселся рядом на колченогий табурет и достал из-за пазухи закопченную металлическую трубку с костяной чашей сбоку. С отвратительным скрипом подвинул небольшой рычаг у мундштука, и трубка тихо засвистела, разогреваясь.

Уолтер поморщился и покосился на трость. Можно было прогнать старика, но ему не хотелось конфликтов. Впрочем, дышать опиумным паром и слушать старческие бредни ему тоже было неинтересно.

Когда-то можно было курить опиум только в специальных клубах, где трубки разогревались на специальных лампах. Богатые курильщики до сих пор предпочитали именно такой способ — роскошные интерьеры, тусклый свет масляных ламп, путающийся в цветных стеклах. Те, у кого денег не было, курили саморазогревающиеся механические трубки и имели возможность досаждать случайным собеседникам.

— Знаешь, что у меня с лицом?

— Нет, — ровно ответил Уолтер. Как назло, грязь с джезвы начала сходить.

— А хочешь узнать?

Уолтер неопределенно повел плечом. Все подобные истории были одинаковы, а если у рассказчика опиумная трубка — значит, ничего интересного он точно не скажет.

— Я прошел войну Журавлей и войну в Гунхэго!

«Куда ни ткни — ветераны паршивых войн за самолюбие Альбиона», — с раздражением подумал Уолтер.

— И знаешь, кто изуродовал мне лицо? Баба!

— На вашем месте, я бы рассказывал, что это была шрапнель, — неприязненно отозвался Уолтер.

— Эта сука была хуже шрапнели! Пули милостивы, они хотя бы калечат людей без удовольствия… Из благородных между прочим дамочка. Не тер-р-рплю благородных, так и запиши!