Механические птицы не поют (СИ)

Она смотрела золотым взглядом, в котором было столько эмоций, что он не мог различить ни одной. А потом обняла его, как когда-то в Лигеплаце, но осторожнее, чтобы не потревожить раненую руку.

— Я так рада, что ты жив… — прошептала она, прижавшись щекой к его плечу.

И все слова, которые он пытался сложить, потеряли значение. Он коснулся губами ее волос, и сказал единственные еще не потерявшие смысл:

— Я так рад, что ты жива.

Глава 13. Немного о ядах Альбиона и Де Исте

Гостиница, в которой остановилась Эльстер, оказалась общежитием где сдавался этаж. Комнаты здесь были немного чище и с личной уборной и душевой, но с общей кухней. По ночам сверху раздавался частый топот и грохот, а снизу — отголоски чужих скандалов. Эльстер, пожав плечами, посоветовала Уолтеру не выходить по вечерам в общий коридор.

Бекка исчезла, едва услышав адрес почты, где лежало письмо. В соседней комнате, которую она снимала, остались ее плащ, маска, карманное зеркальце и револьвер. Эльстер завернула все в плащ и убрала под кровать, заявив Уолтеру, что отдаст, если Бекка вернется, а если нет — просто не придется покупать револьвер.

Эльстер где-то достала довольно приличную трость, к тому же со скрытым клинком. Клинок сейчас был для него практически бесполезен, но трость оказалась удобной и подходящей ему по росту, только набалдашник плохо ложился в руку и был слегка шершавым. Уолтер подозревал, что трость Эльстер украла, а набалдашник тщательно отполировала, чтобы скрыть следы, но говорить об этом не стал. Там, где они оказались, такие мелочи не имели значения.

Его комната была совсем маленькой — встав с кровати можно было упереться руками в противоположную стену. Бумажные обои, сквозь которые проступали пятна сырости, небольшой светильник на рассыпающейся тумбочке и скрипучие деревянные полы — все это было частью жизни, неизвестной Уолтеру. Раньше бедность была для него чем-то далеким, что он видел только из окна экипажа. В Лигеплаце он предпочитал проводить как можно больше времени в пабе или у моря, и как выглядели окраины не знал, а спрашивать Эльстер не хотел, справедливо полагая, что простое любопытство может сделать больно.

Теперь же эта гостиница с ее нищетой стала его укрытием, его защитой. Ему приходилось слушать ее, принюхиваться к ней, прикасаться — и учиться понимать.

Здесь белье стирали без лавандовых капель, и простыни и одеяла пахли только чистой тканью. Сквозь щели в оконной раме в комнату проникал туман — едкий, густой и вездесущий. Эльстер вставляла прямо в щели тонкие ароматические палочки и оставляла тлеть. Сказала, что купила сразу сотню в ближайшей лавке. Эльстер вообще словно не боялась местных жителей. Уолтер сначала не хотел отпускать ее одну на улицу, но он с трудом стоял, даже опираясь на трость, и Эльстер смогла убедить его, что одной выходить гораздо безопаснее. Уолтер следил из окна — она шла, держась в тени, опускала взгляд, и редкие прохожие словно смотрели сквозь нее. Вместо платья она надевала черный мужской костюм и ее легко было принять за мальчика.

Впрочем, она пообещала не выходить без особой нужды и брать с собой револьвер. Уолтер показал, как его заряжать, как снимать с предохранителя, как целиться так, чтобы поверили в то, что она умеет стрелять и посоветовал в крайнем случае делать первый выстрел в землю, под ноги нападающим.

Первые двое суток Уолтер почти не помнил — он спал, не выключая свет. Просыпался, оглядывался по сторонам и, поняв, что он не в камере, засыпал снова. Эльстер в это время почти все время была рядом. Один раз, проснувшись, Уолтер застал ее спящей на краю кровати. Несколько минут он молча разглядывал ее лицо, на котором лежала печать тяжелой усталости. Под глазами отчетливо виднелись голубые тени. Он почувствовал, как сердце болезненно сжалось от смеси одинаково ярких чувств, окативших, словно прибой. Здесь была колющая вина, царапающая нежность, тяжелая тоска и теплая, золотистая благодарность. Слова теснились в горле, но Уолтер глотал их, продолжая молчать — не хотелось тревожить ее. Вместо этого он просто закутал ее в одеяло и закрыл глаза. Через несколько минут, уже засыпая, Уолтер почувствовал, как Эльстер перевернулась и уткнулась носом ему в плечо. Проснулся он в одиночестве.

Лифт в здании когда-то был, но сейчас от него остались только заколоченные проемы в шахту, куда явно не брезговали сбрасывать мусор. Спуск по лестнице пока что был ему не под силу — его жестоко мутило и с каждым шагом усиливалось головокружение. Эльстер приходилось поддерживать его, и Уолтер отложил свои попытки выйти на улицу.

И все время Уолтер неотступно чувствовал, как темнота, которой он так жадно дышал в тюрьме, осела где-то в легких, расползлась пятном на сердце и затаилась. Он не слышал голосов, не видел галлюцинаций и даже кошмары перестали сниться, но ему казалось, что это лишь передышка.