Механический апельсин

Мы надели маски — это был новый товар, удивительно сделанный, вэри хор-рошо; изображали они великих исторических персонажей. У меня был Дизраэли, у Пита — Элвис Пресли, у Джорджи — Генри VIII, а у бедняги Дима — поэтмен по имени Пиби Шелли; они были как настоящие — волосы и все прочее, и сделаны из специального пластика, так что, когда дело кончено, их можно свернуть и спрятать в сапог. Потом трое из нас вошли. Пит стоял снаружи на шухере, хотя тут нечего было беспокоиться. Войдя в лавку, мы сразу наткнулись на Слуза, ее владельца, большого рыхлого вэка. Тот сразу смекнул в чем дело и бросился туда, где был телефон, а, может, его хорошо смазанная "пушка" со всеми шестью погаными патронами. Дим влетел за прилавок вэри-скоро, как птица, так что пакеты со всяким куревом с треском полетели через фанерную девицу, скалящую зуберы на покупателей и с груделями навыпуск — реклама новой марки канцерогенок. Был виден только большой шар, катавшийся за занавеской — это Дим и Слуз сцепились в смертельной схватке. Было слышно тяжелое дыхание, сопенье, удары ног за занавеской, звук падения разных вештшей, проклятья, а потом "дзинь" — звон разбитого стекла. Мамаша Слуз, его жена, как будто застыла за прилавком. Но была возможность, что она подкинет кричинг: "Убивают", так что я заскочил за прилавок вэри-скорро и схватил ее, эту хор-рошую тушу; от нее здорово пахло, а ее большие грудели болтались флип-флоп. Я закрыл ей пасть, чтобы она не заорала: "Грабят, убивают" на все стороны света, но эта сука здорово укусила меня, так что теперь уже мне пришлось кричать, и тут она подняла дикий вопль, зовя мильтонов. Ну, тут пришлось дать ей порядочный толтшок гирей от весов, а потом хорошенько стукнуть железкой, которой она открывала ящики, так что из нее здорово пошла краска. Мы бросили ее на пол, сорвали с нее шмотки и немножко дали ей сапогом, чтобы не стонала. Видя, как она лежит — грудели на виду, я подумал, надо было ли это делать, но это уже позже вечером. Потом мы очистили кассу, взяв в эту ночь вэри-хорошую сумму, а также несколько пачек самых классных канцерогенок, что продают поштучно, а потом вышли. Так-то, братцы.

— Тяжеленный он был ублюдок, — говорил Дим. Мне не понравился вид Дими; он был грязным и неопрятным, как вэк, который дрался. Конечно, так это и было, но надо иметь вид, будто этого не было. Его галстук, словно топтали, маска слетела, и на лице была грязь, так что мы отвели его в аллею и сделали ему маленький чистинг, плюя на платки, чтобы стереть грязь. Мы вернулись в "Герцог Нью-Йоркский" вэри-скорро, я взглянул на свои часы и увиддил, что нас не было тут минут десять. Те старрые баббусьи были все там же со своими кофейными помоями и скоти-виски, которые мы им купили, и мы сказали им: "Хэлло, девочки, как дела?" Они опять принялись за свое: " Очень хорошо, ребятки, даст вам Бог здоровья, мальчики". Мы позвонили в колл-околл; позвали официанта — теперь уже другого и заказали пива с ромо /нам ужасно хотелось пить, братцы/ и все, что пожелают эти старые цыпы. Потом я сказал этим олд-баббусьям:

— Мы ведь не выходили отсюда, правда? Были все время здесь?

Они все поняли вэри-скорро и сказали:

— Да, да, ребятки. Вы не уходили, конечно.

Впрочем это было не так уж важно. Добрых полчаса не было видно живого мильтона, а потом вошли два очень молодых розза, таких розовых под своими большими шляпами. Один сказал:

— Вы тут знаете что-нибудь о случае в лавке Слуза этой ночью?

— Мы? — спросил я с невинным видом. — А что случилось?

— Кража и насилие. Двое госпитализированы. Где вы были в этот вечер?

— Мне не нравится этот тон, — сказал я. — Мне нет дела до этих грязных инсинуаций. Ужасно подозрительны все эти со значками, не так ли, братишки?

— Они были здесь весь вечер, ребятки, — закричали старые вострухи. — Да благославит их Бог. Нет лучше этих мальчиков, такие добрые и щедрые. Они были здесь все время. Мы видели, что они не уходили,

— Мы только спросили, — сказал второй молодой мент. — Мы делаем наше дело, как и все другие.

Но они смотрели на нас паршиво, будто угрожая, когда уходили. Когда они выходили, мы сыграли им на губах: бррррззззрррр. Но что до меня, я чувствовал себя немного разочарованным. В сущности, не с чем бороться. Все так просто, как "поцелуй — меня — в — зад". Ну, эта ночь только начиналась.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Когда мы вышли из "Герцога Нью-Йоркского", то увидели у длинной освещенной витрины главного бара старого пьяницу, он был пьян вэри-вдрызг и орал паршивые старые песни, а внутри у него булькало "блерп-блерп", будто целый паршивый оркестр играл в его поганых кишках. Я терпеть не могу таких муд-жей, грязных, извалявшихся, бормочущих и пьяных. Он привалился к стене, и его шмотки были в позорном виде, мятые, нечистые, покрытые всяким дреком, грязью и прочей пакостью. Итак, мы подошли к нему и врезали несколько раз хор-рошо, но он продолжал петь. А песня была такая:

"И я вернусь к тебе обратно, дорогая,
 Когда тебя уже не будет здесь".