Механический бог

– Мне ко всему прочему бывает унизительно просить о помощи, – призналась Анна. – Это тоже оно?

– А что ты чувствуешь, когда надо просить о помощи?

– Что помощь требуется слабым, беспомощным или неполноценным членам общества.

– Ответ очевиден, – сказал сухо наставник. – Разумеется, это голос униженного ничтожества.

Анна медленно закивала.

– Сэмпай, а я сильней всего унижался, когда влюбился, – признался Давид. – Какой тут механизм?

– Твоя возлюбленная не стала тешить твое самолюбие, – сказал Вальтер, – не ответила взаимностью, не стала возвеличивать твою персону, показала, что ты недостоин ее внимания, и поэтому твое тщеславное величество впало в другую крайность – унижение.

– Так все и было, – сказал грустно Давид.

– И кстати, чем сильней она втаптывала твою гордыню в грязь, тем сильней ты ее любил.

– Откуда вы знаете?

– Одна крайность поддерживает и укрепляет другую. Вся наша цивилизация держится на самоутверждении собственной никчемности.

– Это как? – спросил Макс.

– А вспомните свое детство. Нам всегда нравились герои из книг и фильмов, которые тешат свое самолюбие особенно искусно. Чем круче герой, тем виртуознее он возвеличивает свое эго. Мальчикам нравился терминатор, или ловкий Нео, побеждающий невротика Смита. Девочкам нравились всевозможные Барби, Белоснежки и русалки. Чего стоит сказка о волшебном зеркальце, лукаво внушившем гордой царице, что она «на свете всех милей». И вот, вокруг заниженной самооценки невротичной царицы завязалась целая заварушка! Жестокую правду о том, что молодая царевна красивее, болезненная психика царицы не смогла воспринять разумно. И чтобы поддерживать свой имидж на высоте, царица была готова пуститься во все тяжкие.

– А вот Золушка пробилась из грязи в князи! – заметил Макс.

– Видимо Золушка знала толк в целебных свойствах грязи, подтвержденных испытаниями столичного института пластической хирургии и косметологии, – пояснил Вальтер. – Уже не помню в точности содержание сказки. В каждой истории найдется подходящий пример. Но величайшими мастерами в этом нелегком деле тщеславного самовозвеличивания, мы становимся на духовном пути, когда, отрекаясь от гордыни, тешим именно ее родимую… на все более изощренных и утонченных уровнях.

– А что же тогда делать? – спросил Давид и все нервно захихикали.

– И к этому стоит относиться со спокойным пониманием, – пояснил наставник. – Причем, хочу заметить, что вы вполне можете становиться успешными и преуспевающими людьми. Главное – не стать при этом еще и тщеславными идиотами. Если вы не играете в тщеславие и унижение, вас становится скучно унижать. Вот, Макс – хороший пример.

Макс – деланно удивился. Он и вправду, не смотря на внешнюю грубость, всегда был удивительно легким человеком.

– Если вы умеете смеяться над собой, – никто не сможет посмеяться над вами.

– Я вот замечал, – сказал я, – что, когда критикуют других, все кажется таким простым и понятным. А когда начинают критиковать меня, происходит какая-то «сцепка». Деспотичные галлюцинации критика – как бы совпадают с моими унизительными проекциями, и все кажется очень реальным.

– Все происходит в твоей голове! – отрезал наставник. – Нет никакой объективной реальности, где унижают твое самолюбие. Все это – субъективное восприятие, двойственные игры разума. Все мы ежедневно играем в них с упоением в своих головах. И я – не исключение, – спокойно признался Вальтер.

В этот момент мне представилось, будто вокруг моей головы расставлены многоярусные трибуны, где сидят тысячи зрителей, неотрывно созерцающих психическое шоу моих разнокалиберных проекций, неуклюже выплясывающих ход моего мышления. «Ну и подавитесь!»

– Что реально происходит в голове другого человека – не имеет значения, – продолжал Вальтер уставшим голосом, – Субъективные переживания критика – не выходят за пределы его головы. Если человек тешит свое самолюбие – это его национальная проблема. Унижающийся слышит тембр голоса, видит мимику, и характеризует все это сообразно своему жизненному опыту. И если в его опыте есть психотравма унижения, она неизбежно будет проецироваться на такие ситуации.

– То есть, – заговорила Анна, – когда я ненавижу критика, возможно, на самом деле я ненавижу своего отца, который меня подчиняет своим прихотям…

– Так и есть. Условные рефлексы побуждают навешивать проекции от первоисточника на схожие образы.

– Вальтер, – вдруг заговорила молчаливая Хлоя. Она всегда говорила «вдруг», потому что говорила редко, – а есть вообще толк от этих теорий?

– Когда понимаешь, как работает психика, и как ты привязываешься к маятнику унижения и тщеславия, внимание спонтанно привлекается к этим психическим механизмам, – ответил наставник. – Но даже такое вот сознательное понимание не гарантирует освобождения от этих переживаний. Могу судить по своему опыту. Инерция побеждает снова и снова, – сознался Вальтер. – Ум без привычек – это ум Будды. А если человек утверждает, что у него нет гордыни и чувства собственной важности, скорей всего, это значит, что гордыня у него зашкаливает настолько, что мешает человеку признать ее же наличие.