– Практикуюсь.
– Схватить его! – закричал Краусс.
Все набросились на Кроссли.
Затемнение.
– Как вы себя чувствуете, Кроссли?
Как он должен был себя чувствовать? Нормально, подумал он. Он поднялся с операционного стола и посмотрел на доктора и Краусса.
– Вот, доктор, – сказал Краусс. – Объясните мистеру Кроссли, чего ему ожидать в ближайшие десять лет.
– Десять лет? – встревожился Кроссли.
Доктор отвесил поклон, соединив свои тонкие пальцы. И вкрадчиво зашептал:
– Через десять лет у вас может случиться… небольшое недомогание. Оно начнется через год. Ненавязчиво. То небольшое расстройство желудка. То нарушение сердечной деятельности. Или незначительное внутреннее раздражение легкого. Временами головная боль. Землистый цвет кожи. Возможно, будет постреливать в ушах.
Кроссли вспотел. Вцепился в колени.
Доктор продолжал, довольный собой:
– Затем, с течением времени, сердце начнет трепетать, подобно крылышкам птички. Кинжальная боль в паху. Спазм брюшины. Горячий пот по ночам, вымокшее постельное белье. Бессонница. Ночь за ночью, сигарета за сигаретой, головная боль за головной болью.
– Достаточно, – мрачно сказал Кроссли.
– Нет-нет, – доктор поднял иглу, – я еще не закончил. Я совсем забыл. Еще временная слепота. Да, временная. Искры в голове. Голоса. Паралич нижних конечностей. Затем ваше сердце в последнем порыве начнет колотиться и за десять дней измолотит себя в кровавое месиво. И вы умрете ровно… – он справился по календарю в своей памяти, – через десять лет, пять месяцев и четырнадцать дней. Отсчет пошел.
Тишину в комнате нарушало только прерывистое дыхание Кроссли. Он попытался встать, задрожал и откинулся на спину.
– Что самое замечательное, не будет никаких доказательств того, что мы с вами сделали, – сказал Краусс. – В ваш организм были введены некоторые гормоны и молекулярные примеси. Ни один анализ, ни сейчас, ни после смерти, их не выявит. Ваше здоровье просто будет подорвано. Никто нас не привлечет к ответственности. Хитроумно, не правда ли?
Доктор сказал:
– Вы свободны. Теперь, когда мы настроили вас, как часовую мину, чтобы вы умерли не сразу, вы можете идти на все четыре стороны. Нам бы не хотелось вас тут убивать. Нас привлекли бы к ответственности. Но десять лет спустя, да в другом месте, как это может быть связано с нами?
Телефон.
– Ваша супруга, герр Краусс.
– Терпение, женушка!
– Я буду дома через час.
– Мы должны идти к Победе, дражайшая моя!
– Но не по дороге же, усыпанной моими золотистыми, ах, золотистыми волосами!
– Да, женушка, я передам от тебя привет доктору.
Краусс, с трясущимися руками, безвольно осел на стул.
– Жена позвонила сказать, что у нее все в порядке.
– Ха, – слабо выговорил Кроссли.
Краусс дотянулся до него и ущипнул.
– Ай.
– Так-то, – сказал Краусс. – Помалкивайте, если вас не спрашивают.
Кроссли встал и засмеялся. Доктор посмотрел на него как на сумасшедшего.
– Я знаю, что делать. Я покончу жизнь самоубийством!
– Да вы спятили, – сказал Краусс.
– Я все равно умру через десяток лет. Так почему бы не совершить самоубийство здесь и не напустить на вас следователей Всемирной Организации, а? Мистер Краусс?
– Нельзя! – сказал Краусс отупело. – Я не позволю!
– Вот возьму и спрыгну с крыши здания. Вы не можете продержать меня здесь дольше часа, а не то Организация заявится сюда посмотреть, что тут творится. И как только вы меня выпустите, я сигану с крыши.
– Нет!
– Или преднамеренно разобью свой корабль на обратном пути. Почему бы и нет? Ради чего мне жить? А если в результате вас будут судить, так это же только к лучшему. Да, я решил. Я умру.
– Мы удержим его здесь, – сказал доктор Крауссу.
– Мы не можем, – сказал Краусс.
– Отпустите его, – сказал доктор.
– Какая глупость, – сказал Краусс.
– Убейте его!
– Еще большая глупость, – вырвалось у Краусса. – О, это просто ужас!
– Где тут у вас самое высокое здание в городе? – поинтересовался Кроссли.
– Дойдете до следующего угла… – начал было доктор и прикусил язык. – Нет. Стойте. Надо его остановить!
– Прочь с дороги, – приказал Кроссли. – Я иду.
– Но это же нелепость, – возопил Краусс. – Доктор, мы должны что-то придумать!
На улицах рыдали женщины, сжимая дрожащими руками пучки выпавших волос. Там, где женщины собирались поплакать, образовались лужицы. Смотрите, смотрите, мои прекрасные волосы выпали! Твои волосы, ты, сожительница мясника? Подумаешь! Вот мои волосы выпали, это да! Мои! Твои были, как пеньковая веревка, лошадиный хвост! А мои, ах! Мои! Как пшеница, полегшая от бури!
Кроссли вел доктора и Краусса по широкой улице.
– Что происходит? – наивно спрашивал он.
– Чудовище, вам лучше знать, что происходит, – яростно прошипел доктор. – Моя жена, моя красавица Тиккель! Ее пепельные волосы погибнут!