Уилл пристально посмотрел на нее, и Тесса не могла понять, чего в этом взгляде было больше — насмешки или восхищения. Наверно, он просто любовался Джессаминой.
— Нет, ты не она, даже под ее личиной! Будто стоит поскрести ногтем, и я увижу за ней тебя, моя Тесса.
— Я не
— Ладно, — ответил Уилл, искорки в глазах погасли. — Полагаю, что нет. Ну и как это — быть Джессаминой? Ты знаешь, о чем она думает, что чувствует?
Тесса сглотнула и отодвинула бархатную шторку. Снаружи мелькали газовые фонари, на пороге какого-то дома, прильнув друг к другу, спали двое ребятишек. Экипаж проехал под аркой Темпл-Бар.
— Ничего не получается, я пробовала не раз. Что-то с ней не так — я не чувствую ее…
— Что ж, непросто копаться в чужих мозгах, особенно если их нет и в помине.
Тесса скорчила рожицу:
— Можешь шутить сколько угодно, но с ней явно что-то не так! Пытаться проникнуть в ее разум — будто лезть в клубок змей или в ядовитое облако. Чувств мало — лишь злоба, тоска и обида. А вот мыслей не поймать, они просачиваются, как вода сквозь пальцы.
— Любопытно. Когда-нибудь видела подобное?
— Нет, и поэтому мне страшно, ведь Нат может спросить что-нибудь, а я не отвечу.
Уилл придвинулся ближе. От сырости черные пряди слегка завились у него на висках, и вдруг он показался Тессе таким ранимым, что у нее сердце дрогнуло.
— Тесса, ты хорошая актриса и знаешь своего брата как облупленного. Я верю, ты справишься.
— Ты правда веришь в меня? — удивленно воскликнула девушка.
— И еще, — продолжил он, игнорируя вопрос, — если что-то пойдет не так, я буду рядом. Запомни, Тесс. Даже если потеряешь меня из виду, знай — я рядом.
— Хорошо. — Она склонила голову набок: — Уилл, скажи, у тебя ведь была еще одна причина не будить Шарлотту сегодня?
— И какая же? — спросил он прищурившись.
— Ты не уверен, что все настолько серьезно: может, Джессамина просто заигралась, и Мортмэйн здесь ни при чем. А если, наоборот, все правда, то Шарлотта будет безутешна.
Уголок рта Уилла непроизвольно дернулся, и он ответил:
— Мне-то что? Если она настолько глупа, чтобы любить Джессамину…
— Тебе не все равно, и сердце твое вовсе не изо льда! Уилл, я же видела, как ты заботишься о Джеме, о Сесилии… Скажи, ведь у тебя была еще одна сестра?
Он сердито посмотрел на Тессу:
— С чего ты взяла, что у меня была… что у меня две сестры?
— Джем думал, что твоя сестра умерла. И сам ты сказал, что она мертва. А Сесилия очень даже жива, значит, у тебя была еще одна сестра. Другая.
Уилл тяжело вздохнул:
— А ты умна.
— Умна и права или умна и неправа?
Уилл явно был рад, что маска скрывает его лицо.
— Элла двумя годами старше. Сесилия младше на три года. У меня было две сестры.
— А Элла?..
Уилл отвернулся, но девушка успела заметить боль в его глазах. Значит, Элла умерла.
— А какой была Элла? — спросила Тесса, вспомнив, как благодарна была Джему, когда он расспрашивал ее о брате. — А Сесилия? Что она за человек?
— Элла была сильной, как наша мать. Она была готова на все ради меня. А Сесилия — озорная шалунья, когда я ушел, ей было только девять. Не знаю, какая она теперь, но раньше она походила на Кэтрин в «Грозовом перевале». Ничего не боялась и хотела всего и сразу. Дралась, как дикая кошка, и ругалась, как базарная торговка. — В голосе Уилла звучали радость, восхищение и любовь… Он ни о ком так не рассказывал, кроме, пожалуй, Джема.
— Могу я спросить… — начала Тесса.
— Конечно, ведь ты все равно не отстанешь, — вздохнул Уилл.
— У тебя самого была младшая сестра, что же ты сделал с сестрой Габриэля, если он так ненавидит тебя?
— Ты шутишь?
— Нет. Мне приходится часто бывать в обществе Лайтвудов, и совершенно очевидно, что Габриэль презирает тебя. И ты ему руку сломал. Мне станет легче, если узнаю почему.
Уилл покачал головой и пальцами взъерошил волосы:
— Боже милостивый! Их сестра… кстати, ее зовут Татьяна, в честь лучшей подруги матери, одной русской… Кажется, ей было двенадцать.
— Двенадцать?! — ужаснулась Тесса.
— Вижу, ты уже все для себя поняла, — тяжело вздохнул Уилл. — А если я скажу, что мне тоже было двенадцать?.. Татьяна, ну, она решила влюбиться в меня. Знаешь, как это бывает у маленьких девочек. Ходила за мной хвостом и хихикала, выглядывая из-за каждого угла.
— С кем не бывает в двенадцать лет!
— В том году я впервые попал на рождественскую вечеринку в Институте. Лайтвуды разрядились в пух и прах, Татьяна вся такая в серебряных бантиках, вечно с книжечкой в руках. И вот она где-то ее обронила, а я случайно нашел. Это был дневник, а в нем стихи — сплошь про меня, какие у меня распрекрасные глаза, как мы с ней поженимся. И на каждой странице подпись — Татьяна Херондэйл.
— Как мило.
— Полистав дневник, я отправился в зал для танцев. Эллис Пенхоллоу как раз закончила играть на клавикордах, я вышел на сцену и начал читать вслух дневник Татьяны.
— Ах, Уилл, неужели ты…
— Ну да, — ответил он. — Она зарифмовала «Вильем» с «мульон», что-то вроде: «Ты не узнаешь, милый Вильем,/Способов знаю я мульон,/Как полюбить тебя». Надо было что-то с этим делать!
— А дальше?