Механический вальс

Мне не нужно ладонью водить.

Не могу дать команду «Вольно!»,

Когда начали рядом хандрить.

Только как их от боли избавить

И страдания чуть облегчить?

Без пилюль как здоровье исправить,

Дать возможность еще пожить?

Мысли вроде бы материальны,

Но, подумав лишь просто: «Живи!»,

Снова видишь глаза печальные,

Угасание буйной крови.

Что же, химия мысли сильнее?

И никак не наоборот?

Я молюсь, чтоб они не болели —

Те, кто встретил со мной этот год.

Замерев в сантиметре от пропасти

Замерев в сантиметре от пропасти,

Заглянув в ее жадную пасть,

Попросил вертолетные лопасти

У небес, чтоб на дне не пропасть.

Вспоминал: «Эту мглищу чернильную

Можно волей преодолеть».

Но вцепилось в затылок бессилие

И давай причитать да галдеть:

– Вдруг на той стороне нет решения

Очень сложных и важных задач?

Нет рецептов по избавлению

От преследующих неудач…

И опять ноги колют иголки,

Точно жала, зовут отступить,

Как судьбу не разбить на осколки,

Как же в пропасть не угодить?

Очень трудно на старт без скрипа,

Из тепла налегке на мороз!

Не зависеть от стереотипов,

Изменить свою жизнь всерьез.

И стряхнуть эти когти острые —

Рано списывать со счетов!

– Эй, вы, черные, серые, пестрые!

Кто там в пропасти? Я готов!

Я привыкаю чувствовать стекло

Я привыкаю чувствовать стекло

И, зубы стиснув, в муть его смотреть,

А, чтобы скулы не свело,

Их снегом докрасна тереть.

До тона ярких девичьих румян,

До скрипа грубо выделанной кожи,

Важнее вид тепло хранящих стран,

Из-за стекла кривящих свои рожи.

Не будет трещин к первому теплу

И мирных слов, улыбок, лобызаний,

Пока свое сполна не проживу,

Не выучу язык страданий.

Вручат однажды нужный молоток

И с пониманьем отойдут в сторонку,

Чтоб не поранили ни рук, ни ног

Летящие по сторонам осколки.

Привыкнув тонко чувствовать стекло,

Через него стучаться и смотреть,

Непросто осознать, когда назло

Всем холодам посмел не околеть.

Раз узелок, два узелок

Опять затянул на пальцах веревочку:

Раз узелок, два узелок,

Где-то внутри на тайную полочку

Вопрос нерешенный прилег.

Сотни веревочек крутятся, вяжутся

Узлы, и распутанных нет.

Скоро все полки забиты окажутся.

Когда же придет ответ?

Сколько еще вот так затянуть

Крошечных узелков?

Станет прямее извилистый путь?

Когда же я буду готов?

К новым историям, переживаниям,

Стройным прозрачным проекциям,

Но мир упрямо стирает старания

И чередует инъекции

С адреналином и вазелином:

Миру ничуть нас не жалко —

Ему бы списать биомашину

Да поскорее на свалку.

И не спасают бумажки хрустящие.

Как бы себя полюбить?

Ласки под вечер ненастоящие,

Лучше под утро забыть.

Раз узелок, два узелок.

Уже паутина-кокон.

А хочется выбраться. Кто бы помог?

Было бы вовсе неплохо.

Рифмы путаются, словно стропы

Рифмы путаются, словно стропы.

Эх, не пишется – почему?

С ежедневником парень потрепанным

Что-то знал, что, убей, не пойму.

Признаю, паренек из прошлого

Все спешил что-то всем рассказать,

Избегал, как черт ладана, пошлого,

О романтике за ночь – тетрадь…

Закружилось потом, завертелось,

Изнутри что-то вдруг утекло,

И одна лишь профессия въелась

Да по самое… ремесло.

Бюрократия творчество губит,

Результат – в голове пустота:

Дотла выжженные клоны-люди

От макушки до псевдохвоста.

То на камушки, то на машину.

А на дачный на дом не в облом?

Паренек превращался в мужчину

С потребительским длинным веслом.

А ведь раньше он верил в чистое,

Но чернила, увы, не берег,

И волшебные до неистовства

Он писал тогда, сколько мог.

Рифмы путаются, словно стропы.

Эх, не пишется – почему?

С ежедневником парень потрепанным

Что-то знал. Что?! Убей, не пойму.

Сны стали редкими

Сны стали редкими, а чернота

Вокруг разлилась необъятная.

В нее, как ни жмурься, – одна маета:

Тягучая, едкая, ватная.

Бессвязный текст, похожий на бред

Картонного сценариста,

Который лобзает свой милый портрет

И холст поливает игристым.

Чудит мимикрия морд.

Дробью стучат барабаны.

Финальный плетут аккорд,

Опустошив карманы.

Но как же выспаться? Душу продать

За клок от пиратской карты?

Крестик заветный (где рыть и искать)

Жирно отметить, скрыв точку старта?

Или в двенадцать по лбу

Стукнуть – морщинистому и родному,

Принять порошок, засыпанный в колбу,

Очи закрыть и… в цветную дрему?

Я Городом отравлен

Я Городом отравлен,

И кровь поет контральто,

Как битум неразбавленный,

Меня роднит с асфальтом.

И в камне дерева —

Грызут бетон корнями,

Природа не жива,

Но милым фоном с нами.

Подземка прессом потным

Расплющит по вагону,

Дыхание сиротно,

Нет права на полстона.

Накрашены витрины,

Под пластиком мечты,

На слезах Чиполлино,

Нигде нет доброты.

Под кожей засвербит,

Зачешется, заноет,

И, крикнув: «Без обид!»,

Заменит холод зноем.

Я к Городу привык.

Пусть дальше убивает?

На мне его ярлык —

На лбу числом пылает.

На поле умных дураков

На поле умных дураков

В земле до ночи рылся,

Копал не очень глубоко,

Но своего добился.

К веселью наугад пошел,

Маршрут по проводам.

На финише накрытый стол

И пара милых дам.

Не тех в вине смешали грез,

В пропорциях бардак,

И уловил тревогу нос

Быстрее всех собак.

И там, где стало горячо

И что-то пролилось,

Удачи выдернул клочок