Механический вальс

И просвистело вкось…

Потом опять по проводам

В каморку, где покой,

Где пальцам можно по ладам

Пройтись, нарушив строй.

На час-другой унять жару,

Уйти на перекур,

Лекарство выпить поутру

Без привкуса микстур.

Озябшей тоненькой душе

Сказать: «В последний раз…»

Изобразить в карандаше,

Что было, без прикрас.

Не надо помнить, как их зовут

Не надо помнить, как их зовут,

Обычно такие в спину плюют.

Оборонять от них нужно свой дом,

А то придет хаос, а следом погром.

Не надо слезливо молить небеса,

Когда там сиеста – черна полоса,

Лучше задействовать скрытый резерв

И оголить каждый вырванный нерв.

Свернуться ежом в неудобном углу

На очень холодном бетонном полу,

Оскалиться, верить, что враг не пройдет:

Отравлены иглы. Какой же исход?

Не надо от страха зажмуривать глаз,

Когда режут сталью в профиль и фас!

Даже увидев себя под собой,

Можно в иной жизни выиграть бой.

Часть 8. О разных

Тролль

Шутил он неприятно, подтрунивал умело,

Словами, словно прессом, давил и обижал,

На спинах рисовал мишени белым мелом

И фразами, как пулями, их метко поражал.

И очень ему нравились предательские слезы

Мишеней пораженных, ментальная их боль,

Но он не изменял ораторскую позу:

Так органично вжился в худую тролля роль.

Он всех критиковал налево и направо

И в каждом разговоре на рану сыпал соль,

Для многих припасал прегорькую отраву,

Не замечал, как душу обгладывает, тролль.

Но сам случайно стал удобною мишенью:

И дырочки нашли, и даже кривизну,

И по тропе погнали подстреленным оленем,

И указали лунку, чтоб сразу утонул…

И вылили на голову цистерну липкой грязи,

И в перьях обваляли, учили понимать:

«Насколько для других теперь ты безобразен?

Настолько, что собрались всем миром навалять».

Сбежал тогда в избушку он посредине леса,

Но не у той хозяйки укрыться захотел.

Она ему добавила свои четыре песо

И ступой приложила, чтоб кубарем летел.

И долго он бродил, в итоге заблудился,

В болото вдруг забрел к жестоким упырям,

Просил у них сочувствия, ведь «малость оступился…»,

Они его прогнали: «Так захотел ты сам».

На свет не скоро выбравшись из-под нависшей тени,

Всем обществом отринутый, побитый и хромой,

Он тролля придушил в пропахшем летом сене,

На трупе разрыдавшись, твердил: «Я не изгой».

Обратно с дрожью плелся он с понурой головой

К обиженным когда-то – прощения просить,

Стрелка не сразу приняли в нарушенный им строй,

Пришлось на испытательном полгодика пожить,

Понять, что за мишенями есть чувства и страдания,

И Светлое, и Чистое, и Трепетно-Ранимое.

И что за все приходит однажды Наказание,

От выпущенных пуль никак не отделимое.

Клоун

Веселый клоун стирает грим,

Снимает нос накладной.

Улыбка отскочит вместе с ним

Пружиной незаводной.

Хлопали клоуну час тому как

И надрывали живот.

Клоун затмил слонов и макак,

Честной развлекая народ.

Теперь честно зеркало отразит

Гамму реальных чувств,

Покажет, как сильно душа болит

Слуги цирковых искусств.

Тьма прописалась под ямами глаз,

Влево скривила рот:

Клоуны часто радуют нас

Своему настроенью в обход.

Публика видит рот до ушей,

Брызги шуточных слез.

С каждой секундой все веселей,

Без черно-белых полос.

Когда же клоун грим сотрет,

То станет самим собой,

В ящик улыбку опять уберет,

А с нею нос накладной.

Адаптивный человек

Он выползает из росы

С пропахшим потом рюкзаком

За палкой псевдоколбасы

И переплавленным сырком.

Вставая в очередь за кашей,

Хранит он баночки с икрой

И, задирая юбки Глашам,

Пренебрегает год женой.

Он предает и снова дружит

Под Новый год, под коньячок,

Давно о совести не тужит

И не пускает на порог.

Молчит, не создавая мыслей,

Кричит, где кэш хотят поднять,

Как приспособленные крысы,

Обучен хвостиком вилять.

Вчера он – будничный прохожий

С худым морщинистым лицом,

Сегодня же с румяной кожей,

Чаек хлебает с чабрецом.

Он – адаптивный человек.

Он зад свой мучает иглой.

Одной рукой продляет век.

Другой накатит по одной…

Вождь и Жадность

Они появляются в дождь,

Приходят, обнявшись и радуясь.

Один, как и прежде, – Вождь,

Другая – до власти Жадность.

Беседу ведут о народах,

Противные капли не в счет.

Свободу тому Несвободу,

Другому – плохой звездочет.

Не видя сторонних глазами,

Себе предоставлена суть —

«Провидцы» нагреют задами

Грядущую мокрую жуть.

Поплавают в лужах глубоких,

Прочувствуют камушки дна…

Была бы песчаная отмель,

А так только в омут – сполна!

И, выбравшись снова на берег

Сухими и важными птицами,

Вождь с Жадностью шапку примерят:

Вдвоем под ней можно ужиться.

Было, тексты ему писал

Было, тексты ему писал,

Он с крылатой душою пел,

Звонко, четко, я не горевал,

А он рифм все новых хотел.

«Набубни что-нибудь, камрад, —

Предлагал он, гитару взяв. —

Ты же можешь стихи сплетать,

Да особенно и не устав.

Стежков десять всего подряд,

Чтоб за рифмой себя узнать».

«Тексты – это порыв души,

Она плачет, смеется, надеется,

Ты попробуй-ка сам напиши, —

Отвечал я. – Может, и склеится…»

Он попробовал: серые дни,

Непривычно пустая улица,

Незажженные кем-то огни,

И столетье никто не целуется…

«Что, камрад, набубнил чудно? —

Я певца своего спросил. —

Все промерзло твое окно,

Отогреть не осталось сил?

Под тяжелыми оборотами