Механический Зверь. Часть 1. Маленький изобретатель

– Дорогая, доктор уверен, что наш сын вне опасности! Сегодня определенно наш счастливый день!

– Доктор, это… это правда?

– Я бы не стал о таком врать, госпожа Морфей. Его тело все еще очень слабо и, вероятно, это уже не исправить, но жизни мальчика ничто не угрожает.

– Я… я… я…

– Все хорошо, дорогая, иди ко мне…

– А ваша супруга покрепче вашего будет, господин Морфей. Только слезы, никаких обмороков.

– Об этом даже спорить не надо, доктор. Она всегда была сильнее меня.

– Санктус…

– Что?

– Я тебя очень люблю.

– Я тебя тоже, дорогая, я тебя тоже…

. . .

– Давай, малыш, это же не сложно. Тётя. Ну же, скажи, порадуй тетю Таракис! Тётя. Тё-тя.

Не то, чтобы ему было жалко, но горло отказывалось слушаться. Выходил либо крик, либо неопределенные хрипы, заставить свое тело слушаться было ничуть не проще, чем тогда. С того дня, как больничная палата сменилась детской в большом доме, прошло уже несколько месяцев. И примерно столько же эта большая женщина работала его няней. Видимо слишком сильно она прикипела к беззащитному и беспомощному младенцу, что ушла с места, где работала много лет.

– Как сегодня мой мальчик? – Дверь комнаты отворилась, и он почувствовал тепло, такое родное и нежное. В прошлой жизни он был обделен материнской лаской. Она умерла, когда ему было три и, конечно, он ничего о ней не помнил. Поэтому в этот раз он наслаждался каждым мгновением.

– Неплохо, госпожа. Правда говорить у нас пока не получается, но это не страшно. Уверена, что он вырастет и станет невероятно умным, да, золотко мое? – пухлые пальцы отработанным движением бросились к его животу. Щекотка ему не нравилась, но сестра Таракис это, похоже, не очень волновало. Да и как бы он смог выказать свой протест?

– Не сомневаюсь в этом, – на смену аккуратным, но грубым и слишком толстым рукам няни пришли мамины – мягкие и тонкие. – Ты точно станешь самым-самым, радость моя.

Как же ему хотелось сказать ей, что он обязательно исполнит все ее мечты и чаяния! Но проклятое тело оказывалось слушаться. Организм упорно сопротивлялся его желаниям, отодвигая все дальше и дальше долгожданный миг. И только разум мог работать на полную, впитывая новую информацию безостановочно и на невероятных скоростях. Иногда ему даже казалось, что это не его мысли, настолько быстрыми и четкими они были.

Местный язык он начал учить сразу после выписки из больницы, когда больше не требовалось ежедневно умирать от «тренировок», и освоил на разговорном уровне через четыре с половиной месяца. Да, сложных слов он не знал, банально потому, что никто при нем их не произносил, но понимать окружающих было довольно просто. В прошлой жизни Семен знал пять языков, включая арабский и латынь, так что его можно было назвать начинающим полиглотом, но никогда изучение чужой речи, тем более без системы и словарей, не было таким простым.

Однако определить причину этих изменений не получалось, а потому пришлось списать все на побочные эффекты от перерождения. Все-таки, говорят, что дети все схватывают на лету.

И, конечно, про себя и свою семью он тоже узнал не мало.

Лазарис Санктус Морфей. Так его звали. Красивое имя, тут у него не было никаких претензий. Отец был известным художником, мама – преподавательницей этикета в элитном учебном заведении. На самом деле, семья была довольно большой. По отцовской линии у него было еще два дяди, по материнской – тетя со своими детьми, в доме также проживали оба деда и прабабка, единственный человек, который был ближе него к гробовой доске. Плюс множество слуг от дворецкого и повара до прачек и самой сестры Таракис.

По факту, прислуга не была особенно необходима: все вышеназванные могли с легкостью позаботиться о себе сами. Но тут дело было в другом. Статус. Род Морфеев не был особо знатным, но, все равно, очень известным и иметь слуг им просто полагалось, как, к примеру, серьезный человек был обязан знать тот же этикет. И да, он переродился аристократом. А судя по тому, что на Земле дворянство почти исчезло и точно не имело таких привилегий, это все-таки был иной мир. Что же, в принципе – ему было все равно. Так было даже лучше. Не нужно было волноваться, что судьба столкнет его с кем-то знакомым.

А еще у него была старшая сестра, та самая фарфоровая куколка с русыми, в отца, волосами. Ее звали Ланирис. И после мамы и сестры Таракис именно Лани была самым частым его посетителем. Зрелище появляющейся из-за перил пухлой моськи доставляло Лазарису огромное удовольствие. Для его взрослого разума она была просто маленькой девочкой, милой и забавной, и вспоминал он о том, что она старше только тогда, когда в поле зрения попадали его собственные, тонкие, покрытые вязью венок ручки.