Механическое пианино

Дверь на лестничной площадке, соседняя с дверью доктора Фридмана, была открыта, и возле нее стояла женщина, поджидая Пола.

– Как тебя зовут, милый?

– Протеус.

– Родственник большой шишки с того берега?

– Это мой двоюродный брат.

– Значит, ты черная овца в домашнем стаде?

– Угу.

– Ну и черт с ним, с твоим братом.

– Конечно, – сказал Пол.

Он только раз проснулся на исходе ночи, проведенной с ней; проснулся из-за того, что ему приснилось, будто отец его стоит в ногах кровати и вглядывается в него.

Она что-то пробормотала во сне.

Засыпая снова, Пол совершенно машинально пробормотал в ответ:

– И я тебя люблю, Анита.

XXVII

Доктор Пол Протеус на протяжении целой недели был полностью предоставлен самому себе в собственном доме. Он ожидал, что поступят какие-нибудь известия от Аниты, но письма не было. Говорить им, неожиданно понял он, больше не о чем. Она, наверное, все еще была на Материке. Сбор на Лужке продлится еще неделю. После этого пойдет суматоха раздела, а потом развод. Он в уме перебирал основания, которые она выдвинет в качестве повода для развода. Его поражала в ней такая жестокость, но он понимал, что это весьма закономерно. Любое отклонение от общепринятых норм причиняло ей сильную боль. Ей придется теперь покинуть штат Нью-Йорк, поскольку единственное возможное основание для развода – обвинение в супружеской неверности или подстрекательство к содействию в саботаже. Дело может быть выиграно при любом из них, но с ущербом для ее чувства собственного достоинства.

Один раз Пол посетил свою ферму и подобно человеку, решившему посвятить свою жизнь Богу, попросил мистера Хэйкокса приобщить его к работе, направляющей руку природы. Рука, за которую он с такой готовностью ухватился, очень скоро оказалась довольно грубой и медлительной, горячей, влажной и дурно пахнущей. И очаровательный маленький домик, который он воспринимал как символ простой и здоровой жизни, оказался настолько же неуместным, как статуя Венеры у ворот зернохранилища. Больше он на ферму не заходил.

Один раз Пол побывал на заводе. Цехи с их машинами не работали во время празднеств на Лужке, и на своих постах оставались только охранники. Четверо из них – теперь они держались официально и презрительно – позвонили на Лужок к Кронеру за инструкциями. Затем они препроводили Пола в то помещение, которое когда-то было его собственным кабинетом, и он отобрал свои личные вещи. Охранники составили список всего, что он взял, и выразили сомнение по поводу его претензий на каждую из перечисленных в описи вещей. Затем они под конвоем выпроводили его обратно во внешний мир, а потом раз и навсегда захлопнули за ним ворота.

Сейчас Пол сидел на кухне перед стиральным агрегатом и глядел телевизор. Был поздний вечер, и, пропади оно все пропадом, ему приходилось самостоятельно заниматься стиркой.

«Урдл-урдл-урдл, – шумела машина. – Урдл-урдл-урдалл! Дзз! Взз-оп! – зазвенели колокольчики. – Азззззз. Фромп!» И появилась продукция: три пары носков, три пары шортов и голубые тенниски с Лужка, которыми он сейчас пользовался вместо пижамы.

На экране телевизора женщина средних лет разговаривала со своим сыном-подростком. Волосы и одежда мальчика были в страшном беспорядке и перепачканы.

– Дракой ничего не докажешь, Джимми, – грустно говорила она. – Ей-богу, еще никто не улучшил мир тем, что разбил кому-то нос или же дал разбить свой собственный…

– Я знаю, но он сказал, что мой ПИ всего пятьдесят девять, мама! – Мальчик готов был расплакаться в любую секунду, он был вне себя от обиды и ярости. – А у папы, сказал он, пятьдесят три!

– Ну, ну, мой милый, это все детская болтовня! Не обращай на это внимания, Джимми.

– Но ведь это правда, – упавшим голосом проговорил мальчик. – Ведь это правда, мама. Я пошел в полицейский участок и сам проверил. Пятьдесят девять. Мама! А у папы – пятьдесят три. – Он отвернулся и закончил уже совсем умирающим шепотом: – А у тебя, мама, сорок семь. Всего сорок семь.

Сначала она закусила губу и тоже огорчилась до глубины души, но затем, как бы набравшись сил, ухватилась за кухонный стол.

– Ну-ка, Джимми, взгляни на меня, на свою мать.

Он медленно повернулся к ней.

– Так вот, Джимми, ПИ – это еще не все. Самыми несчастными людьми в этом мире чаще всего бывают как раз самые умные.

С начала этой недели полнейшего безделья Пол обнаружил, что эта тема в различных вариантах является основной проблемой вечерних драматических постановок, приводивших к расстройству слуховых и зрительных нервов. Одна из программ постоянно черпала вдохновение, разрешая проблему: может ли женщина с низким ПИ удачно выйти замуж за мужчину с высоким ПИ? Ответ давался неопределенный – и да и нет.

– Джимми, сынок мой, ПИ не сделает тебя счастливым, и святой Петр не устроит тебе испытания на ПИ, прежде чем пропустить тебя в ворота Царства Божьего. Говорю тебе, люди с высоким ПИ чаще всего оказываются и самыми разнесчастными.

На лице Джимми сначала отразилось недоверие, затем изумление, а в конце концов страстное желание получить подтверждение услышанному.