Механическое пианино

Предложения эти имеют радикальное значение, и их очень трудно будет провести в жизнь. Но необходимость введения их намного больше и важнее всех могущих возникнуть трудностей, и, уж во всяком случае, значение их намного важнее нужд нынешней святой троицы страны – Производительности, Экономики и Количества.

Люди по своей природе не могут, по-видимому, быть счастливыми без активного участия в предприятиях, что дает им сознание своей полезности. И поэтому их следует вновь приобщить к этим предприятиям.

Совместно с членами Общества Заколдованных Рубашек я со всей торжественностью заявляю:

Несовершенство имеет право на существование, ибо человек несовершенен, а человек – творение господа.

Слабость имеет право на существование, ибо человек слаб, а человек – творение господа.

Неспособность имеет право на существование, ибо человек неумел и неловок, а человек – творение господа.

Смена гениальных прозрений и заблуждений закономерна, ибо человек попеременно проявляет и то и другое, а человек – творение господа.

Возможно, что вы не согласны со старомодным и тщеславным утверждением, что человек – творение господа.

Но я считаю это значительно более извинительным заблуждением, чем другие заблуждения, построенные на безоглядной вере в технологию, а именно: что человек живет на земле только ради того, чтобы создавать все более прочные и производительные свои подобия и, таким образом, лишать всех и всяческих оснований даже само продолжение своего существования.

Искренно ваш доктор Пол Протеус».

Профессор фон Нойманн снял очки, протер глаза и уставился на лежащие перед ним листки бумаги, ожидая, чтобы кто-нибудь высказался.

– Да-а… – протянул начальник транспортного отдела нерешительным тоном, – немножко заумно, не правда ли?

– Звучит это очень здорово, – сказал ответственный за безопасность, – но не лучше ли было бы добавить сюда немножечко об этом вот… Ну, я не очень умею красно говорить, но кто-нибудь, наверное, мог бы это сказать. А я вот просто и не знаю, как это все сказать…

– А вы попробуйте, – сказал Финнерти.

– Ну вот, я хочу сказать, что у каждого сейчас такое чувство, что ты и плевка даже не стоишь и что это очень паршивая вещь, когда тебя окунают в дерьмо вещи, которые ты сам сделал.

– Так ведь это есть в письме, – сказал Лэшер.

Пол вежливо кашлянул.

– Мне следует это подписать?

Фон Нойманн недоуменно уставился на него.

– Господи, да ведь это было подписано и разослано несколько часов назад, когда вы еще спали.

– Благодарю вас.

– Не стоит благодарности, – отозвался профессор с отсутствующим видом.

– А не считаете ли вы, что после этого письма они примутся за нас с новыми силами? – спросил нервный человек.

– Ни в коем случае, – сказал Лэшер. – Но это, несомненно, заставит их задуматься обо всех нас. А когда наступит великий день, мы хотим, чтобы каждый знал, что мы выступаем за великое и правое дело.

– Полиция! – выкрикнул кто-то в глубине запутанной сети подземных убежищ.

В отдалении послышались выстрелы, усиленные и многократно повторенные эхом.

– К западному выходу! – скомандовал Лэшер. Бумаги были быстро собраны со стола и упрятаны в конверты; лампы задуты. Пол почувствовал, как толпой бегущих людей его несет по коридорам. Двери открывались и с треском захлопывались, люди спотыкались, наталкивались на стены и друг на друга, но все это проделывалось в абсолютном молчании.

Внезапно Пол обнаружил, что звуки шагов его спутников затихли и что он бежит теперь, только следуя за эхом собственных шагов. Запыхавшись, совершенно сбитый с толку грохотом сапог и выкриков полицейских, он окончательно потерял ориентировку в лабиринте переходов и залов и все чаще и чаще попадал в тупики. Наконец, когда он попытался выйти из одного из таких тупиков, его ослепил луч карманного фонаря.

– Вот один из них, хватай его, Джой!

Пол ринулся мимо фонарика, с силой выбросив вперед оба кулака.

Что-то грохнуло его повыше уха, и он свалился на влажный пол.

– Клянусь богом, хоть одному из них не удалось смыться, – услышал он над собой чей-то голос.

– Ну и влепил же ты ему, а?

– Стану я церемониться с вонючим саботажником, клянусь богом.

– Видно, какая-то мелкая рыбешка, а?

– Ну, еще бы. А ты чего ждал? Думал, наверное, что сам Протеус станет расхаживать по этим развалюхам в полном одиночестве, как будто он не знает, что к чему? Нет, сэр, я тебе скажу, что Протеус сейчас сидит себе в соседнем графстве цел-целехонек и поплевывает на нас с тобой!

– Вот паршивый саботажник!

– Это уж точно. Ну ладно. Эй, ты там, ну-ка вставай и давай трогайся.

– Что случилось? – пробормотал Пол.

– Полиция. А ты получил по черепу за попытку отвести след от Протеуса. И чего только ты не жил своим умом? Он ведь подонок, скажу тебе по правде. Вколотил себе в башку, что он царь, и все тут.

XXXI