Механическое сердце. Черный принц

Бумаги. Теория ошибки, и практика, до которой Брокку нескоро позволено было добраться. Сон не нужен, нужна работа, иначе воспаленный полубредящий разум потребует отдыха.

Опиума.

И он здесь, в доме, в соседней комнате, где обосновалась сестра милосердия, бледная невзрачная, словно выцветшая до срока, женщина. Она носила мешковатые платья и высокий белый чепец, под который убирала волосы так, что ни прядки не выбивалось.

Она появлялась по расписанию и уговаривала Брокка принять лекарство.

Он отказывался. Раз за разом, день за днем, стискивая зубы, запирая крик, заставлял себя возвращаться к столу. К книгам. К работе. И вот уже дед, что по-прежнему дежурил в его комнате, подпирая тростью руки, а руками - подбородок, заговорил.

Он рассказывал о чем-то неважном, Брокк не помнит, о чем именно, но помнит сипловатый голос его, такой ласковый, убаюкивающий. И то, как засыпал за столом.

Просыпался.

Ел обжигающе горячий суп, глотал, не жуя, спеша скорей вернуться к прерванной работе. Дед же качал головой, трогал накрахмаленный воротничок и вновь принимался за свои истории.

- Зачем? - как-то спросил Брокк.

- Просто так, - дед ответил. - Быть может, тогда мы оба не сойдем с ума.

Не сошли.

Доктор стал появляться реже. И сестра милосердия - Брокк так и не узнал, какого цвета у нее волосы - исчезла, унеся с собой широкие саржевые юбки, передник и бутыль с опиумом. Выветрился запах гнили, затянулись раны, и рубцы сделались плотными, жесткими.

Иногда Брокка все еще мучила эфемерная боль в потерянных пальцах, тогда он просыпался и лежал, пытаясь пошевелить ими, а потом вспоминал - руки нет.

- Потом началась война, - Кейрен слушает, он тоже болен и Брокк видит эту болезнь. Знает ли о ней сам Кейрен? - И оказалось, что в полубреду я создал оружие… наверное, будь я совершенно здоров, я бы не рискнул воплотить идею в жизнь. Но… собственная жизнь не представляла для меня особой ценности, а короне требовалось оружие. И я подумал, что если так, то почему бы и нет.

Посиделки на двоих, с тем, кто не друг… друзей у Брокка никогда и не был, странно думать о них сейчас. Гостиная. И ваза пустая, яблоки на ковре. Брокк поднял одно, кое-как вытер о штаны, откусил. Сладкое. И кисловатое. С тонкой мягкой кожурой ровного пурпурного окраса.

- Мне сказали, что я гений. Что до меня никто не пробовал расслоить пламя, украсть часть истинного огня из жилы… законсервировать, - последнее слово он произнес с насмешкой.

- Вы многое создали, - Кейрен катал яблоко по столу, к краю и вдоль края.

Многое?

Шелкокрылые драконы.

И стеклянные шары с запертым в ним огнем.

Паутина воздушного моста. Цепеллины… патентованные узлы… сцепки… связки… или вот механическая рука.

- Простите, но для меня вот это, - Кейрен указал на руку, и яблоко, лишившись опоры, упало. Он успел перехватить его над полом, не позволил коснуться паркета, вернув на стол. - Сродни чуду. Она железная, но вы способны управлять ею, как будто она живая.

- Железо, - Брокк разжал пальцы. - Я не придумал ничего, чего бы не было в природе. Основа - анатомическая, только облегченная. А дальше все просто…

…призрачные боли в отсутствующих пальцах, онемение, с которым Брокк боролся долго. И очередная безумная мысль. Живое железо продолжением нервов и мышц, патрубки вместо кровеносных сосудов. И шунты-крепления.

Доктор отказался помогать в этом безумии.

Дед… снова промолчал. Дита вместо сестры милосердия.

- Резать пришлось самому, - под повязками, которыми Кейрен стянул культю, кожа зудела. - Вернее, сначала я пытался сам, но это оказалось не так и просто. Моих знаний было недостаточно.

- И что вы сделали?

- Нашел врача-человека, которого мучило любопытство… мы сошлись на том, что если я отправлюсь в мир иной, то его вины в том не будет. Он скрепил кости. Рассек кожу и мышцы… я же пытался связать железо с железом. Получилось далеко не сразу. И да, связь до сих пор нестабильна. Чуть ослабишь контроль, и начинается процесс распада.

Яблоко Брокк съел, но голод не утолил. И жажду тоже.

- На самом деле не все так плохо, как мне казалось… - он понял, что замерз и продолжает замерзать. А разговор, внезапный, но чересчур откровенный, закончен. - Я не того боялся.

Яблоки он собирает, возвращая на стол, где лежат увядшие герберы. И обе руки снова подчиняются Брокку.

- Я вас не утомил?

- Отнюдь, - Кейрен с явным сожалением отставил бутыль. Бренди оставалось на донышке. - Надеюсь, вы меня пригласите на обед?

- Боюсь, вы все еще не в моем вкусе, но… если претендуете только на обед… - шутка получилась корявой.

- Исключительно, - Кейрен потер руку. Худая и локти острые. Смугловатая, словно подкопченная кожа натянулась, обрисовав узкие тяжи мышц. - И беседу… о нашем с вами деле.

- Есть что-то новое?

- Это я у вас хотел спросить.

Новое. Старое.

Цифры. Бумаги, которые приходится прятать, но Брокк все равно не уверен, что его тайник надежен. Он рисует мелом по грифельной доске, вновь и вновь создавая сценарий, нарушая его, стирая, оставляя белые разводы на черном.

Мел остается на руках, на перчатке, с которой отходит тяжело.

И с тряпки не выполаскивается.