Механическое стаккато (СИ)

  Получив уже рассерженную отповедь за вопрос о медбрате Сэме, Ребекка не стала спрашивать о докторе Штейне. Она взяла ложку, только потому, что сестра все еще стояла рядом и сверлила ее взглядом. Серая масса каши налипла на металл, девушку замутило. Возможно, еда и не была плоха, но у Ребекки отчаянно кружилась голова. Она отложила ложку.

  - Вы же понимаете, что вам лучше есть по-хорошему? - сестра указала на белую дверь в конце столовой, что-то подразумевая этим жестом и таинственной комнатой, но Ребекка не могла знать, что. Лишь женщина, сидящая рядом, надрывно всхлипнула и неловко зачерпнула непослушной рукой полную ложку каши.

  - Да, и вам хорошего дня, - Бернард положил трубку. Телефонный разговор сожрал полчаса драгоценного времени. - Черт!

  Если бы не любовь к своей работе, доктор Штейн давно бы уже сорвался. Иногда кольцо обязанностей так сжимало его, что он сбегал в иллюзорные миры своих настоящих пациентов. Бернардт без надобности выровнял бумаги, сдвинул папку в угол стола. Утренняя газета упала на пол. Сегодня кабинет раздражал, давил даже, а ведь он, как и дом на Чарлинг Кросс, должны оставаться некой крепостью, только его территорией.

  Как это ни было странно, но доктор, несмотря на свой характер, имел очень много знакомств. Он постоянно находился среди людей. Когда выдавалось затишье между работой в клинике, ее меценатами, обустройством, пациентами, на доктора наскакивал светский мир, без репутаци в котором не мог существовать ни один уважаемый человек. Сутки Бернардта растягивались до бесконечности благодаря ежедневным сотням дел и тысячам разных контактов.

  Подобие уединения он получал лишь на приеме с некоторыми своими пациентами, на операциях, практикуя в одной небольшой больнице. Еще у Бернардта был час перед сном, когда он возвращался домой глубоко за полночь, и час утром: его зарядка, его неторопливый завтрак и сигарета.

  Он не всегда курил простой табак. Вот и сейчас, выбитый из равновесия поломанным графиком, он щелкнул дверным замком, потом открыл окно и выудил из внутреннего кармана второй портсигар, который в последнее время доставал все чаще и чаще.

  Бернардт любил людей за их разнообразие, в каждом он видел уникальные детали, какой-то случай. Чем более непредсказуем был человек, тем больше интереса он вызывал у доктора. В детве ему все быстро стало понятно о себе самом, поэтому Бернардт с упоением наблюдал за ровесниками, за взрослыми, анализируя их поведение, препарируя реакции, находя причины для любого душевного изменения. Но первым его образованием стала вовсе не психиатрия, а хирургия, так сказать, начал познание изнутри объекта.

  А вот его пациент, к которому торопливо спускался доктор, отложив на потом и стопку бумаг и важные дела, отнюдь не являлся ценителем чужой жизни. История этого человека была проста и одновременно слишком сложна, как и у доброй половины любимых пациентов доктора Штейна.

  Этот был самым опасным человеком во всем Лондоне по скромному убеждению Бернардта.

  Конечно, оставались политики и предприниматели, глупые врачи, но все они действовали через других людей, а вот этот никогда не боялся запачкать собственные руки чужой кровью. К тому времени, как его поймали, он выскребал с самого дна города искры человеческих жизней и наскреб на неплохой фонарь, под сотню за два года. Трудоголик, энтузиаст своего дела - он по праву входил в коллекцию доктора.

  Палата, или, если говорить начистоту, камера, находилась в подвале. О ее существовании, как и о ее обитателе, во всей клинике знал лишь один человек, кроме доктора.

  - Добрый день, Салли. Как поживаешь? - голос доктора казался неестественным в пустой темной комнате. Он торопливо нашел неровную фигуру пациента в углу.

  Вот уже как полгода Сэл мог свободно перемещаться из угла в угол. Все цепи и оковы из камеры убрали, но скорее из соображений безопасности, безопасности посетителей. Доктор знал, что после того, как разгадал этого юношу, выглядящего как тридцатипятилетний мужчина, ему нечего бояться.

  Он заслужил уважение Сэла, а Сэл - его. Бернардту он нравился. На самом деле, Сэл был насквозь правильным и ждал кого-то, кто бы дал ему какие-то границы и указал, как жить. 'Привет' из детства, под страхом перед отцом-тираном.

  Темная фигура не отозвалась, не шелохнулась. Иной раз они славно беседовали, но сегодня, похоже, был один из тех дней, когда Сэл не шел на контакт.

  - Эй, Сэл, я сказал тебе 'добрый день'. Как твои дела?

  Молчание, силуэт только покачался из стороны в сторону.

  Три года назад Сэл попал в лечебницу как тихий шизофреник, ушедший в себя без проблесков к общению. Как-то Билли, один из работавших тогда медбратов, оставил его подождать в коридоре приема и не дал никаких указаний. Салли успел отправить в лучший мир двоих. И продолжал ждать.

  Он всегда делал так, что все походило на несчастный случай. Своего рода искусство, никогда не прямое убийство. Чтобы разгадать игру Сэла, доктору понадобился год, и это стоило многих жизней. На самом деле, он всегда чертовски рисковал, спускаясь в эту камеру.

  - Сэл?