Механика хаоса

По результатам этого диалога кое-что прояснилось. Мари-Элен извинилась и, чуть поколебавшись, призналась, что чуть было не завела интрижку с профессором из Института Неккера, с которым познакомилась на конференции по проблемам ВИЧ-инфицированных детей.

– Помнишь, я рассказывала тебе про эту конференцию?

– Что значит «чуть было не завела»?

– Брюно, мы с тобой давно не дети. Я чуть было не поддалась. Это с кем угодно может произойти. Но ничего не было.

– Ничего?

– Ничего, уверяю тебя. Легкий флирт, и больше ничего.

Флирт. Брюно слушал ее, поглаживая свои руки. «Она специально напустила туману, чтобы подбросить мне эту обманку. А я, идиот, заглотил приманку».

– Клянусь тебе здоровьем наших дочерей, ничего не было. Ничего серьезного. Не о чем говорить.

Она улыбалась. Чуть было не… И правда, какая ерунда. Она права: они давно не дети. Глупо раздувать целую историю из-за того, что какому-то мужику захотелось с ней переспать. У него хороший вкус, вот и все.

Она рассказала, что однажды вечером он подвез ее на машине: «Помнишь, я забыла погасить габаритные огни и у меня сел аккумулятор?» Позже они несколько раз вместе ходили обедать.

– Надо было сразу тебе сказать. Я дура, что этого не сделала. Из-за этого вранья мне… Из-за этого вранья я два или три месяца жила как в клетке.

– Три месяца? Это продолжается уже три месяца?

– Послушай, я же не считаю! Может, не три месяца, а четыре недели.

– Как его зовут?

– Зачем тебе знать? Это не имеет никакого значения. Он для меня не существует.

– А мне любопытно. Вдруг когда-нибудь с ним пересекусь.

– Ну хорошо, если настаиваешь… Его зовут Тришэ.

– Трише? Как банкира?

– Нет, пишется по-другому. И вообще, все это не важно. Он жутко самоуверенный. Я таких часто встречаю. Говорю тебе, я сама себя кляну, что чуть не попалась на его удочку. Фу, пошлятина…

– Значит, с этим покончено? Вся эта история в прошлом? Ты мне это обещаешь?

– Брюно, прошу тебя…

«Ее слова меня успокоили. Мне так хотелось ей верить. Она слегка хватила через край, но обошлось без последствий, а главное, она положила этому конец. Когда она произнесла мое имя – Брюно, – в ее голосе звучала какая-то особая нежность».

Он как завороженный смотрел на ее лицо. На ее улыбку в свете свечей. Она спокойно глядела, как он поджаривает тосты, словно находилась где-то далеко и обращалась к нему через несколько слоев толстого стекла. Словно говорила с ним из другой вселенной, куда попала первой, намного его опередив, и теперь терпеливо его ждала. «На самом деле я внушал ей жалость». Он приготовил пасту с соусом песто, аль денте, как она любила.

Они занялись любовью прямо на кухне.

В следующие недели их жизнь более или менее вернулась в мирное русло. Дочери, вернувшиеся после каникул, и не догадывались, что в их отсутствие между родителями произошел разговор, который мог оказаться фатальным. Брюно вел себя как человек, выздоравливающий после болезни. Он ни на миг не забывал, что едва не потерял жену. Оставаясь один, он подолгу размышлял об этом, вслух разговаривал сам с собой, приводил все новые аргументы в свою пользу. Он жил как в дурном сне.

«Между нами снова возникло чувство влюбленного сообщничества, как в первые месяцы нашего знакомства. Чувство полноты бытия, какое иногда дает долгая и прочная любовная связь. Мы получили новый толчок позитивной энергии. Блаженны те, кто умеет вступать в союз с быстротекущим временем».

Однажды утром Мари-Элен поехала в Париж к парикмахеру и вернулась с очень короткой стрижкой. В первые четверть секунды Брюно ее даже не узнал. Новая прическа ее молодила. На нее, пришедшую, по ее собственному выражению, «в согласие со своим ментальным пейзажем», было приятно смотреть.

– Тебе надоел твой мастер в Бур-ла-Рен?

– Подруга из больницы дала мне адресок. Это в Восьмом округе, на улице Фобур-Сент-Оноре. Тебе нравится?

– Очень. Ты та же самая и в то же время другая. Такое впечатление, что у меня теперь две жены в одной.

Он лез из кожи вон, чтобы ей угодить. Со своей стороны, она звонила ему по десять раз на дню, докладывала, где она, что делает и о чем думает, предупреждала, если задерживалась на дежурстве в больнице, а когда ее на два дня отправили в Париж на семинар по микропедиатрии, предложила ему приехать, чтобы сходить вместе пообедать в бистро неподалеку от медицинского факультета. «Она раздвоилась. В ней сосуществовали две женщины. И новая не давала мне спуску и следила за каждым моим шагом». Он отверг ее предложение, чтобы показать, что он ей доверяет.

Казалось, она звонит ему с единственной целью: сообщить, чем в действительности живет.

«На самом деле каждый ее звонок искажал действительность. Она мне лгала. Она нарочно меня мучила».