Амайаз родился больше 60 лет назад посреди барханов, но неподалеку от колодца. Едва покинув материнскую утробу, он ощутил дыхание пустыни. Дед обучил его языку камней и племенной мудрости. Дед умер. Отец тоже умер (осев на одном месте, он поставил шатер во дворе своего дома). Умерли и братья (их убили члены алжирской партии «Исламский фронт спасения» в 1980-х).
Самым печальным днем в своей жизни Амайаз считал тот, когда он в первый раз пошел в школу. Он почувствовал себя мулом, привязанным к столбу. Неудачи избороздили морщинами его лицо, выбелили его бороду, обуглили его щеки. Вечно в лагере проигравших, вечно понукаемый другими, он сражался с палестинцами, служил наемником у Каддафи и гонялся за исламистами. После смерти Полковника ему пришлось срочно перекрашиваться, что он в очередной раз и сделал.
У него имелся свой «хрустальный шар» – Сахара. Ничто не могло укрыться от его глаз – таких же голубых, как его тюрбан. Они обшаривали окрестности, все замечали и все запоминали. Его репутации ясновидящего немало способствовала сеть осведомителей, снабженных спутниковыми телефонами, и целый парк пикапов с десятицилиндровыми двигателями. Тот, у кого возникала нужда поймать и доставить заложника, купить оружие, спрятать партию наркотиков, найти и оборудовать укрытие для отряда боевиков, связывался с Вероломным, и тот отвечал: «Сейчас буду». Он был одним из немногих, кто мог с быстротой ветра и легкостью пыли пересечь пустыню, выжженную солнцем. Его слава шла впереди него. Слава Жестокого.
С команданте Мусой они заключили взаимовыгодный договор. Он, в юности плененный пустыней, ее барханами и оврагами, в которых ему чудилось присутствие Всевышнего, зачарованный ее кустарниками и источниками, опьяненный ее небесами, понятными ему, как открытая книга, теперь думал только о выгоде. Он вел рискованную жизнь и знал, что бежит как одержимый вперед наперегонки со смертью. Что ж, для бизнеса это только плюс. Не случайно Муса именно ему доверил охрану своих складов в Северном Мали и все грузовые перевозки между Мали и Триполи.
За полтора года они оба неплохо заработали, оставив у себя за спиной несколько трупов. Еще несколько лет назад они решили, что законы – не для них. Они плясали на рогах дьявола, грабили и убивали именем Всемилостивого Аллаха.
Если нет государства, то нет и полиции, суда и законов. Нет тормозов. Они окунулись в этот хаос и сумели нажить на нем состояние. Бабло.
Сомалийский раб (Муса называл его не иначе, чем саклаб, то есть раб; для него все сомалийцы были на одно лицо, и он не считал нужным именовать каждого по отдельности) просунул голову в дверь. Он принес салат из креветок и еще одну бутылку виски. Али питал слабость к свежим креветкам под соусом «коктейль» с большим количеством табаско.
Муса старался оказывать Али, в недавнем прошлом руководителю нефтеперерабатывающей отрасли при Каддафи, всевозможные мелкие услуги. В обществе Али он всегда немного нервничал, хотя тот давно входил в состав их маленького братства и Муса ничего от него не скрывал.
В свои пятьдесят Али выглядел вполне свежим и подтянутым, а благодаря профессиональным знаниям (восхищавшим Мусу) слыл птицей высокого полета. Когда вспыхнула гражданская война, он покинул свой просторный, со стеклянными стенами кабинет в министерстве и небольшой отряд своих телохранителей (это случилось в мае 2011 года, после отставки его шефа, премьер-министра Шукри Ганема) и перебрался на Мальту. Консалтинговая фирма по вопросам импорта и экспорта, почтовый адрес, секретарша – все как надо. Крайняя бережливость (никаких лишних расходов; он был скуп даже на улыбку). Человек не слишком гибкий, он любил оставаться в тени, но демонстрировал готовность к обсуждению разумных предложений.
Когда-то он вел доверительные переговоры с технарями из «Эни» – крупнейшей итальянской нефтегазовой компании, приватизированной в 1998 году, а сейчас переключился на Турецкую нефтяную офшорную компанию и на «Катар петролеум». Он вел себя как ожившая параболическая антенна, безошибочно реагируя на малейшие признаки появления на горизонте куша.