Они вышли в прихожую, и зеркальный двойник с усилием двумя руками открыл, как открывают дверь, то самое огромное доисторическое зеркало, из которого вышел при встрече. Там оказалась сразу наполнившаяся осенним, полупрозрачным светом комнатка, больше похожая на чулан без окон, буквально заваленный, как казалось на первый взгляд, то ли старым хламом, то ли совсем застаревшим от времени антиквариатом. Это были какие-то совершенно непонятные, неопределимые по своей функциональности предметы, которые Серёжа никак не мог идентифицировать и назначения которых не понимал: очень большие и совсем маленькие, светящиеся и блёклые, бросающиеся в глаза своей яркостью и совсем незаметные, с выраженной формой и совершенно бесформенные. Тут было настолько много всякой непонятной всячины, что рассмотреть всё, наверное, возможно было лишь за несколько суток. И в этом чулане стоял уже очень явственный, очень волнующий аромат ранней весны. Внимательно присмотревшись, Серёжа увидел, что на самом деле предметы не были ни хламом, ни нагромождением: ни один предмет не заслонял собою другого полностью, то есть, частично –да, было, но полностью – нет, и расположены они были отнюдь не хаотично, а в некоем необъяснимом порядке, а между ними была проложена узкая аккуратная и чистая дорожка. Зеркальный Сергей остановился и обвёл рукой комнату: «Всё это – наши Любови, каждая из них – в единственном экземпляре, каждая – неповторима, есть, правда, похожие, но абсолютно одинаковых – нет. Тебе не надо ничего выбирать, просто смотри вокруг и увидишь, как Твоя Любовь даст тебе знак. Вот её ты и возьмёшь с собой. И запомни навсегда, у каждой из них, даже самой маленькой, самой, казалось бы, невзрачной – гигантская мощь внутри! И если взятую здесь Любовь потом выбросить, то это будет огромная выпущенная разрушительная сила, и она может наделать очень много бед не только тебе, но и другим. Если же ты оставишь её у себя, не выбросишь, то знай, что её мощь сделает тебя, можно сказать, всесильным. Хотя я, конечно, утрирую, но в жизни ты сможешь очень много сделать, очень многого добиться, ты всегда будешь ощущать в себе силу сделать то, что ты хочешь сделать, даже если это «что-то» не получится с первого раза. Бывает, конечно, что некоторые Любови через сколько-то лет выдыхаются, у кого-то даже получается их реанимировать, правда, не у всех. А второй раз к нам никто придти не может – такого совершенства в нашей работе мы ещё не достигли…Хотя работаем над этим вопросом, работаем…»
Так сильно Серёжа давно не волновался: «А можно я возьму ту Любовь, которая мне сейчас больше всего понравится?»
Второй Сергей досадливо поморщился: «Можно-то, конечно, можно, удерживать тебя я не стану, да только получится, что ты возьмёшь не свою, а чью-то чужую Любовь, и счастья она тебе уж точно не принесёт, и сил никогда никаких не даст, и ты проклянёшь тот день, когда сюда пришёл. Поверь мне, я знаю что говорю, таких случаев у нас было не просто много, а ОЧЕНЬ много, когда визитёр или визитёрша видит СВОЮ Любовь, которая только для него/неё и светится, и пищит, но – не хочет её брать, а берёт ту, которая никаких знаков не подаёт, берёт только потому, что она чем-то больше понравилась! Не представляешь себе, какие потом настоящие трагедии в жизни разыгрываются. А Любовь невероятно быстро возвращается в нашу каморку, чтобы тихо дожидаться своего истинного хозяина, который, кстати, может и вообще не объявиться. Так что не делай этой ошибки, возьми СВОЮ. Только СВОЯ Любовь даёт силы и, не смейся, большой кусок счастья. Так что давай, смотри вокруг внимательно».
И Серёга начал медленно озирать Любови. Какие же они все были разные! Изумительно прекрасные и уродливо-корявые, огромные и крохотные, яркие и серенькие, блестящие и тусклые, гладкие и шипастые, округлой формы и остроугольные, мягкие и жёсткие, с приятным запахом и с отвратительным, с «липучками» и без оных…И все совершенно разные! И тут он увидел: она лежала почти сокрытая под чьей-то очень большой Любовью, она казалась невзрачной и маленькой, но внутри неё начинал разгораться какой-то неземной переливающийся свет, который пробивался даже через почти завалившую её чью-то большую Любовь, и этот внутренний её свет начал пульсировать и становился всё ярче. Все остальные Любови оставались как будто в анабиозе. Двойник весело рассмеялся: «Видишь теперь СВОЮ? Бери! Ведь она только на тебя и должна была среагировать. Ты не смотри, что маленькая…», но Серёжа уже не слышал его: он осторожно вытащил из-под большой Любви свою маленькую светящуюся Любовь, взял этот мягкий, невесомый комочек в ладони и то, что он ощутил в этот миг, он не мог бы выразить никакими словами.