Механика небесной и земной любви

– Помните, как я приезжала к вам в Мокингем?

– Да, миссис Смолл.

– Где Монти?

– Уехал в Италию, – ответил Эдгар. – А это мисс… гм…

Он тщетно пытался выудить из памяти имя собеседницы.

– Пинн, – сказала Пинн. – Ну, не буду вас задерживать. Итак, Оксфорд, в пятницу. Пока, Эдгар! Не забудьте наш уговор.

– Кто это была такая? – спросила миссис Смолл, когда Пинн ушла.

Эдгар не смог ответить. А собственно, кто это была такая? Он неопределенно взмахнул рукой, одновременно как бы приглашая миссис Смолл войти.

– Мне очень жаль, что Монти…

– Ничего страшного. Другого я и не ждала. Возможно, так даже лучше. Я хотя бы смогу привести все в порядок. Надеюсь, он ничего не успел тут распродать?

– Не знаю, я ничего такого…

– Ну, милый Эдгар, пойдемте-ка в гостиную, сядем с вами – и вы мне расскажете обо всем, что тут происходило. Я ведь знаю, вы всегда были верным другом Монти. Но имейте в виду, я хочу услышать абсолютно все.

– К сожалению, мне надо срочно ехать…

– Жаль. Вы могли бы помочь мне передвинуть кое-что из мебели. А где вы проводите ближайшие выходные?

– В Мокингеме.

– Прекрасно. Я к вам приеду. У вас можно будет переночевать? Спасибо. Тогда ждите меня в субботу, где-то около обеда. Теперь поезжайте, не хочу вас задерживать. Ну а я пока пройду по дому и проверю, все ли вещи на местах.

Видение растаяло, изящные решительные каблучки простучали вверх по лестнице. Эдгар быстрым шагом вернулся в кабинет Монти. Как только он затворил за собой дверь, коварная боль утраты, будто дождавшись удобного момента, обрушилась на него с новой силой. Софи умерла, Харриет умерла, Монти исчез навсегда, Дэвид… но Дэвид просто мальчик, он уйдет, как уходят все мальчики. Оксфорд полон Дэвидов, милых страдающих мальчиков, и каждый из них может подарить краткие мгновения бесплодной радости – и долгие годы запоздалых сожалений. Входи, поражение, входи, дорогой гость, будь как дома.

Сунув руку в карман, Эдгар достал тонкую, слегка помятую пачку своих писем к Софи – и замер. Извлеченные на свет вместе с письмами, из кармана посыпались влажные белые лепестки. То были лепестки роз, еще недавно светившихся среди ветвей на фоне ярко-голубого неба. Теперь они кружились и приклеивались к полам пиджака, к ковру, к теплой пыльной каминной плите – мелкие как конфетти, как крошечные записки на клочках папиросной бумаги. Эдгар всегда любил белые цветы. Он развернул одно из писем и прочитал на пожелтевшей бумаге слова, написанные когда-то им самим: «Милая, милая моя девочка!..» Какой далекой казалась теперь эта любовь – и все же она была частью единого целого, частью его собственной загадочной души. Я всегда желал женщин Монти, думал он, – возможно, через них я желал Монти. Хотя нет, дело, конечно, не только в этом. Там была отдельная, особенная любовь, она тоже часть меня и тоже священна. Я не буду их читать, решил он вдруг, не буду читать письма, которые «развлекли» Монти. Их нужно перечитывать невинными глазами – а во мне уже нет той невинности. Пусть лучше время и память делают свое неспешное дело. Эти письма должны остаться здесь. У ног Эдгара еще краснели неостывшие угли – останки огня, разожженного Монти в другую эпоху, много веков назад. Эдгар бросил письма в самую середину, подгреб побольше углей и подождал, пока бумага займется. Прощай, прошлое вместе с тайнами, которые никогда не будут раскрыты. Здравствуй, поражение. Входи, будь как дома.

Нет, подумал Эдгар, нет. Пусть даже это моя Нева, но какого черта я должен в ней тонуть! Верил же я когда-то в милость небес – вот теперь самое время хвататься за ту веру обеими руками. Да, любая мелочь имеет значение, и если Монти считает, что это проявление обжорства, а не любви, – что ж, Монти может ошибаться. В конце концов, он обычный человек со своими проблемами – как и я. Монти передумает, сказал себе Эдгар. Он вовсе не такой монстр, каким иногда виделся мне, он простой смертный. И в голове и в душе у него такая же путаница, как у всех. Он передумает. Мы с ним еще увидимся.

Письма догорели. Эдгар отошел от огня и тихо приоткрыл дверь. Сверху доносился шум, там один за другим выдвигались ящики и переставлялись с места на место какие-то предметы. На цыпочках пробравшись через холл, он вышел на крыльцо. В глаза ударил яркий солнечный свет, и в этот момент Эдгар подумал: «Итак, вот уже три, целых три женщины нуждаются в моем внимании и в моей помощи, три властные красавицы настаивают на встрече со мной. Значит, обворожительные женщины будут снова прогуливаться по мокингемским террасам, между юношами, сидящими с книжками в руках, – и все они будут ловить взгляд своего гостеприимного хозяина и игриво ему улыбаться. Сердце будет жить и трепетать, пусть не тем божественным нестерпимым трепетом, но будет. Мир снова наполнится маленьким простым бесхитростным счастьем. Три красивые женщины, – думал он, – и им всем нужен я». Слегка утешившись и воспрянув духом, он сел в свой «бентли» и в полном одиночестве покатил в Оксфорд.