Он безнадежен. И как в тот раз, после выстрела Куцапова, я удивился: где я?
Не говоря ни слова, я направился в сторону «Покушай».
Внутри было пусто. За стойкой дремал усатый здоровяк в мятом фартуке. Дверь хлопнула, стекло в ней задребезжало, и человек сонно поднял голову. На его румяной физиономии возникло недовольство, но через мгновение оно сменилось подобострастием.
– О, какие гости! Михаил Алексеевич!
– А где Ян? – Спросил я, про себя отмечая, что никогда раньше усатого не встречал.
– Ян? – Озаботился тот. – Извините, не…
– Хозяин кафе.
Мужчина побелел.
– Так… я и есть хозяин.
– Ах, ну да.
– Михаил Алексеевич… уф-ф, так ведь и до инфаркта… – промямлил он. – Вам посмеяться, а у меня дети.
– Налей-ка ты мне водки.
– Водки? – Заулыбался он. – Вы бы, Михаил Алексеевич, лучше героину попросили. Или уж сразу атомную бомбу, – усатый несолидно захихикал. – Нет, мы люди честные. Законы уважаем. Они ведь для чего писаны – чтоб простой человек их соблюдал. Неукоснительно.
Слово «простой» он произнес с едва заметным ударением: кто захочет – расслышит, кто нет – пропустит мимо ушей. Я расслышал. И догадался, что с усатым нас разделяет не столько прилавок, сколько разница в положении. Как и с тем, в мокрой шляпе. С Одоевским.
Положение – у меня?
– Значит, водку не наливаешь. Ну, а поесть-то у тебя можно?
– Вы, Михаил Алексеевич, сегодня такой загадочный… Проверяете нашего брата? Это правильно.
– Нет, я серьезно. Кушать хочется. Написано же: «покушай».
– Приготовить, конечно, недолго, но если честно, Михаил Алексеевич… Я ведь не ожидал, что вы заглянете, – снова разволновавшись, залебезил хозяин. – Если б заранее – тогда другое дело…
– Короче, – оборвал я.
– Может, как всегда, обойдемся наборчиком?
– Давай как всегда.
Хозяин убежал в подсобку и вынес оттуда бумажный пакет, доверху набитый консервными банками.
– Вот так, за донышко, – заботливо проговорил он. – Порвется, не ровен час.
– Спасибо. Сколько с меня?
– Ну что вы, Михаил Алексеевич! Обижусь.
– Бесплатно, что ли?
– Вы так спрашиваете, я прямо не знаю, – засмущался усатый. – Ведь я вас очень уважаю, мы все вас очень уважаем, поверьте.
– Послушай, скажи мне одну вещь. Считай за шутку, или как хочешь, – я поставил пакет на стойку и положил руку ему на плечо. – Кто я?
– Заступник наш, спаситель…
– Кто я такой? По должности.
– Ну, если угодно… Вы заместитель куратора муниципального района «Перово», Николая Трофимовича заместитель. Кланяйтесь от меня, как увидите. Очень все…
– Что еще за куратор?
– Уполномоченный наблюдателя по Восточному сектору, – испуганно проговорил хозяин.
– Какой наблюдатель, какого сектора? Рожай быстрее, что мне из тебя по капле выдавливать приходится?
– Восточного сектора. Наблюдатель ООН, мистер Ричардсон.
– Англичанин?
– Американец.
– Вот теперь ты мне скажи, мурло, откуда в Москве взялся какой-то Ричардсон?
– Не знаю. До него Баркер был.
– А до Баркера?
Усатый прищурился, сканируя меня своими холодными глазами. Маска лакейства вдруг спала, и за ней проступила горечь. Нормальное человеческое чувство. Я перегнулся через прилавок и прислонился лбом к его жесткой шевелюре.
– Ташков я, да. Только не тот, не иуда. Маминой могилой клянусь.
– До Баркера я служил в милиции, – прошептал усатый. – Ничего жили, нормально. Всем было хорошо. А потом мы на гансов сбросили бомбу. Прямо на Ригу. А потом на Вильнюс. И правильно сделали.
Он рассказывал, а я слушал и тихо сходил с ума. Мои фантастические придумки не шли ни в какое сравнение с тем, что случилось в действительности.
Я плохо помню, как вернулся. С кем-то здоровался, кого-то спрашивал, кому-то обещал. Все, кто меня узнавал, стремились показать, как они меня любят. И Николая Трофимовича тоже. И мистера Ричардсона. Они растекались в слащавых улыбках, изгибались, как раненые черви. Их лица говорили: да, Михаил Алексеевич, мы черви. За их зрачками прятался страх.
Ксению я застал в полном оцепенении. Она сидела на кухне, прямо на полу. Рядом стояла пепельница, но похоже, она в нее ни разу не попала.
– Поздравь меня, я здесь популярен. Книжки уже не пишу, служу полицаем.
Она оторвалась от созерцания своей коленки и затравленно посмотрела на меня.
– Ты не взял деньги.
– Меня кормят бесплатно. Они меня ненавидят, все! За что? Меня!!
– Деньги, – потерянно молвила Ксения, рассыпая по линолеуму ворох синих, с желтыми разводами, бумажек. – Это рубли. Наши новые рубли. Ты богатый человек, Миша. Но это… ладно. Я смотрела телевизор. Много интересного…
Мы собрали все, что нам стало известно, и из этих осколков составили относительно полную картину. Некоторые фрагменты в ней отсутствовали, но того, что мы узнали, было достаточно.
В две тысячи третьем году Латвия, Литва и Эстония вышли из состава России и объединились в Балтийский Союз.
Через год, в две тысячи четвертом, отношения между Россией и Балтией испортились, и Союз попросился в НАТО.
В две тысячи пятом Российская Федерация нанесла ядерные удары по Риге и Вильнюсу. Сто двенадцатая воздушно-десантная дивизия захватила территорию бывшей Эстонии. Причину военного конфликта мы с Ксенией так и не выяснили.