Механика вечности

Газеты оказалась такими же бесплатными, как и общественный транспорт, и Тихон, выходя из метро, прихватил толстое издание с крупным портретом над передовицей.

— Увлекаешься политикой? — спросил я.

— Болван, пулемет завернуть, — буркнул он.

Дерево, под которым Тихон спрятал ствол, мы разыскали почти сразу, и я решил, что это добрый знак. Выкопав оружие, мы вернулись на асфальтированную дорожку и присели на крашеных пеньках. Тихон проверил, не высовываются ли из газеты металлические части, и перетянул сверток проволокой. Похоже, с терроризмом в двадцать шестом году дело обстояло неважно, в том смысле, что его, терроризма, не было вообще, поэтому двое нервных мужиков с ребенком и подозрительным пакетом никого не смущали.

— Я вижу, вы не москвичи, — обратилась к нам женщина средних лет.

— Да, приезжие, — ответил я, покрываясь потом. Как человек творческий я быстро нарисовал в воображении спецкамеру и пристрастного следователя с внешностью Левши. — У нас все в порядке, мы уже уходим.

— Не торопитесь, — строго сказала женщина, подтягивая к себе тележку с оцинкованным коробом. — Поскольку вы гости столицы, то непременно должны…

— Сударыня, мы никому ничего не должны, — отчеканил Тихон.

— Я настаиваю, — та даже топнула ногой. — Живыми вам от меня не уйти.

На представителя власти дама не тянула, к тому же она постоянно кривила губы и подмигивала правым глазом. Психическая, обрадовался я.

— Пока не выберете открытки, не отпущу. По штуке на каждого, — ультимативно добавила она.

Я подошел к ящику и перегнулся через заусенчатый бортик. Передвижная торговая точка, каковой оказалась коробка на колесах, была забита фотографиями знакомых с детства достопримечательностей. Чаще попадался Кремль, только звезды на башнях были почему-то темно-синими, в остальном же все выглядело вполне традиционно: МГУ, Большой, Бородинская панорама.

Умиляясь, я не спеша перебирал открытки — на них, цветных и глянцевых, город почти не изменился. Людишки, превращенные объективом в спичечные головки, не играли здесь абсолютно никакой роли. Смешные игрушечные машинки ползли себе по дорогам, в небе поблескивали невидимые самолетики — все это было мелко и несерьезно. Только памятники на снимках оставались значительными и величественными, как, впрочем, и положено памятникам.

Я взял в руки новую карточку и уже собрался положить ее назад — на ней был изображен неизвестный домище, построенный с большим чувством собственного достоинства, но совершенно без вкуса, — как вдруг что-то заставило меня передумать. Я присмотрелся к зданию, особое внимание уделяя окнам. Вид мраморных наличников рождал неуловимый отзвук чего-то пережитого, ощущение того, что однажды к этим гладким поверхностям я уже прикасался.

— Тихон! — взволнованно позвал я.

— Брось, Мишка, денег-то нету.

— Зачем деньги? — Брови женщины отобразили график какой-то немыслимой функции. — Открытки бесплатно, — сообщила она, растерянно улыбаясь. — Берите, какие понравились.

— Тебе эти окна ничего не напоминают?

— Они, — подтвердил Тихон, взглянув на фотографию.

Я перевернул карточку в надежде найти адрес дома, но на обороте было написано только одно: «Москва».

— Где он? Что это? — потребовал я, тряся открыткой у самого носа женщины.

— Дворец правосудия, — ответила она, вконец смутившись.

— Адрес, адрес!

— Площадь Мира, метро «Площадь революции», — не задумываясь сказала она. — Хотите съездить?

— Можно взять?

— Нужно. Вы сами-то откуда? Говор у вас необычный.

— Издалека.

Мы устремились вниз по дорожке так быстро, что Тишка едва поспевал.

— Я понимаю — Дворец бракосочетаний, а вот Дворец правосудия… Инквизицией попахивает. Да и кого тут судить, у них куда ни сунься, везде все бесплатно.

— А что, если они у себя коммунизм построили? — осенило меня.

— Останься и проверь, — посоветовал Тихон.

Архитектор схитрил: вместо того чтобы возводить новое здание, он до неузнаваемости реконструировал старое. Гостиница «Москва» подросла на несколько этажей, сменила облицовку и обзавелась граненым, как винтовочный штык, золотым шпилем. Теперь она звалась Дворцом правосудия, что, учитывая близость известного комплекса на площади Дзержинского, представлялось двусмысленным.

У парадного входа бдили два милиционера, определенные сюда скорее для проформы — ломиться во дворец и так вроде никто не собирался.

— Тишка, не вертись, — строго предупредил Тихон.

— Постой, — схватил я его за рукав.

К дому подъехал гробоподобный автомобиль, имитирующий лимузин, и на его заднем сиденье колыхнулась какая-то фигура. Пассажир поставил ногу на тротуар и тяжко, враскачку выбрался из салона. Человек стоял к нам спиной. Он был сед, сутул и тучен.

— Ты чего? — насторожился Тихон.

— Сейчас. Обернется или нет?

Мужчина помедлил, словно решая, заходить ли ему в здание или сесть обратно в машину, затем, одернул пиджак и направился к мраморному крыльцу.

— Никак себя увидел? — спросил Тихон.

— Не знаю.

— Ну так крикни. Если что — успеем смотаться.

— Не хочу. Пошли.

— Правильно. Возьми-ка, — он незаметно передал мне узкий нож с массивной металлической рукояткой. — От Мамы осталось.