Механика вечности

Я послушно спрятался в сарае и, убедившись, что все на месте, утопил ребристую кнопку.

— Пузырь, выходи! — крикнул Куцапов, высунув голову наружу.

— Привет, — зевнул заспанный паромщик. Желтая майка на бретельках и семейные трусы в горошек делали его похожим на клоуна. — Машины нет. Погодите, он обещал скоро вернуться.

— Кто?

— Тихон.

— Он здесь был?

— Только что уехал.

— Ты же говорил — в восемь! Сколько сейчас?

— Семь, — недовольно произнес Пузырь, посмотрев на часы. — А говорить я тебе ничего не мог. Мы с тобой уж месяца два как не виделись.

— Тихон давно отчалил?

— Полчаса примерно, — паромщик наконец проснулся и с ненавистью зыркнул на солнце.

— Как же это? — растерялся Куцапов.

— Что-то похожее я и сам вытворял, — объяснил я. — Есть только одно объяснение: Тихон знает, что его ищут, и не хочет попадаться нам на глаза.

— Давай сразу на несколько дней. Скажем Пузырю, чтоб его задержал. Тоже мне, кошки-мышки!

Я снова включил машинку, и мы перебрались в прошлую неделю. На крышу неожиданно упал дробный шум ливня. Через запотевшее окно нельзя было разглядеть даже сосну, стоявшую в пяти метрах…

— Тихона? Конечно, видел, — ответствовал, пошатываясь, Пузырь. — Я здесь для того и дежурю. Где он сейчас? В Москве. Вам бы минут на двадцать пораньше.

— Опять! — обозлился Куцапов. — Тихон один приходил, или с Кришной?

— Сначала с Кришной. Слетали куда-то вдвоем, Кришна там остался. А Тихон вернулся, презентовал мне бутылку и поехал. Что, нельзя?

Колян выгнал Пузыря из бытовки и присел на корточки.

— Не нравится мне это. Видать, он и правда что-то замыслил. Шевели мозгами, Петрович, ты ж у нас наука.

— Так мы его не отловим. Он знает даты наших перебросов и будет постоянно опережать. Но одно уже ясно. Синхронизатор у Тихона не хуже, чем у Михаила. В Сопротивлении такого нет. Миша, ты говорил, что вдоволь напутешествовался. Как ты считаешь, удастся нам с ним пересечься?

— Если б я хоть что-то понимал в ваших маневрах. Я же у вас пассажир!

Так Ксения называла Мефодия и, кажется, меня. Из всех слов это было самое подходящее.

— Какой-то паром, какой-то Пузырь. Специально, что ли, путаете?

— Петрович, твой недочет, — хмуро пробурчал Колян.

— Очень важно, чтобы не было свидетелей. — Лиманский приоткрыл дверь, проверяя, нет ли поблизости Пузыря. — Свидетели все равно появятся, но если перемещаться скрытно, их будет меньше. С девяносто восьмого года существует перевалочный пункт. Паром. — Петрович погладил обитую фанерой стену. — По эту сторону дежурит человек из Сопротивления, по ту — кто-то из ФСБ.

— С девяносто восьмого? Дырокол нашли только в две тысячи первом.

— У Фирсова полно таких штучек. Как он умудрился зарезервировать в прошлом место для перебросов — его трудности. Но он говорил, что в ФСБ синхронизатором так и не воспользовались, кишка у них оказалась тонка. А Сопротивление дальше восемнадцатого года не проникало.

— Тихон, получается, первопроходец.

— Он и еще Кришна.

— Бабу его так звали, — пояснил Колян. — Оттого и наколку сделал. В молодости, конечно. А ты думал, у нас тут кто-то верует?

Лиманский вздохнул и с неприязнью отвернулся от Куцапова.

— А в девяносто восьмом — где вы там их искать собираетесь?

— Там, где они будут. — Петрович позвенел связкой из трех ключей. — Фирсов дал им адрес служебной квартиры, которая с пятнадцатого по двадцать пятое июля была свободна.

— И он это помнит?!

— Наш Иван Иванович — человек непростой, — гордо заявил Колян.

— Ну что ж, если мы знаем, где и когда, зачем терять время?

Я открыл дыру, и мы ушли от дождика и от Пузыря с его заветной бутылкой. Сосна за окном посвежела и обзавелась небольшим муравейником.

В тысяча девятьсот девяносто восьмом вахту нес молодой парень, почти юноша, с полными губами и томным взглядом налима. Он дремал в низком шезлонге, но, как только мы появились, тут же вскочил и нервно задвигался. Четверо незнакомцев, вываливших из пустой будки, могли повергнуть в шок кого угодно.

— Все в порядке? — спросил Куцапов, привычно забирая инициативу в свои руки.

— Так точно.

— Какой сейчас курс доллара? — неожиданно поинтересовался Лиманский.

— Сорок девять, — доложил часовой.

— Что «сорок девять»?

— Копеек, — ответил тот, удивленно вращая глазами-блюдцами.

— Не может быть! Миша, ты слышал? Николай! — Лиманский чуть не пустился в пляс. — Сорок девять копеек! Копеек! — выкрикнул он в светлое небо.

— Ты чего, Петрович? — осадил его Куцапов. — Забыл, где мы? Ну, сорок девять, и хрен с ними. Когда это было? А в двадцать шестом твоими долларами задницу подтирают. До нас кто-нибудь проходил? — спросил он у дежурного.

— Нет, вы первые, — торжественно объявил тот.

— Отлично! Все-таки мы его обставили.

— Ой, забыл! — спохватился часовой. — Вам же пакет. — Он сбегал в свой домик и вручил Куцапову обычный белый конверт.

Разорвав его, Колян выудил красочную открытку с видом Кремля.

— "Не ищите, встречи не будет. Вернусь сам, когда сочту нужным. В город не суйтесь, но если сильно неймется, то поаккуратней. Левый «стоп» у Савельева не работает. Вечно ваш Тихон", — прочитал Куцапов вслух. — Вот, гнида! Кто такой Савельев?