Механика вечности

Запорное устройство щелкнуло, и Колян вбежал внутрь. Закрыв дверь, я прошел следом. Он потерянно стоял у дивана и перебирал пальцами слипшиеся волосы Куцапова-старшего.

— Мы ведь только начали, — попытался я его успокоить. — Никто не обещал, что он оживет немедленно. Теперь у нас есть машинка, и мы можем…

— Да что ты уперся в свою машинку? — вскричал Колян. — «Мы можем»! Ни черта! Вот он лежит, все осталось как было.

— В худшем случае, Колян, в самом худшем, если нам ничего не удастся изменить, у тебя впереди еще двадцать пять лет. Кому-то и этого не досталось.

— Где же твой хваленый шанс? В чем он заключался? В том, чтобы наехать на какую-то бабу?

— Он все еще не потерян, шанс. Нам придется перенестись в понедельник. Скажи, что такое метро?

— Чего?

— Метро — предприятие, связанное с повышенным травматизмом. Вот на травматизм мы его и заловим.

Да, она все еще дышала, наша последняя надежда. Впрочем, почему последняя? Слабость Тихона к творчеству Кнутовского можно эксплуатировать до бесконечности.

— Зачем нам в понедельник?

— Позавчера я виделся с одним человеком.

— С каким?

— С моим лучшим другом.

Куцапов смотрел на меня в ожидании дальнейших пояснений. Чуть-чуть догадливости, и ему бы цены не было. А так приходилось разжевывать то, что я и в мыслях-то произнести не решался. Высказать идею вслух — значит приступить к ее реализации. Что ж, рано или поздно этим все равно придется заняться.

— Я рискну жизнью близкого мне человека.

— Был бы толк, — равнодушно отозвался Колян.

По бульвару медленно, как на параде, катили БМП. Новенькие скаты издавали оглушительный гул, от которого дребезжали стекла и вибрировали внутренности.

— Не было этого? — спросил я.

— Нет.

Предложение переместиться во времени Коляна не шокировало. Управляться с дыроколом было не сложнее, чем с будильником, и Куцапов к нему отнесся как к новому бытовому прибору, который нужно освоить и использовать по мере необходимости.

Возможно, Колян просто не умел удивляться — в дыру он вошел, словно в свой туалет: не жмурясь, не оборачиваясь. Первое путешествие он проделал спиной вперед, потому что держал за ноги Куцапова-старшего. Оставить тело в неизвестной версии я не решился.

За БМП ползли два армейских джипа и два крытых грузовика с желтыми табличками «Люди». Замыкала колонну машина «гибели» с включенной мигалкой.

— Не было их позавчера. Точно не было, — угрюмо повторил Куцапов.

Мир растрескался на множество мелких фрагментов, но все еще держался. Кусочки знакомой картины поочередно отклеивались и срывались куда-то в бездну, а на их месте возникала безумная абстракция кисти Тихона. Судить о новом полотне по нескольким осколкам было преждевременно, но то, что уже открылось глазу, не сулило ничего хорошего. На моих глазах погибало не только время, но и пространство — та территория, на которой я жил. Вместо нее громоздилось что-то несуразное, абсолютно непригодное для существования. Танки вокруг храма, БМП на Тверском. Видно, Тихону показалось мало двух глобальных войн двадцать первого столетия, и он решил покончить с планетой раз и навсегда.

— Колян, а почему ты меня забрал с Петровки?

— Я — тебя?

— Как раз сегодня меня сцапал Федорыч — за твою машину.

— Погоди, Миша, мы же в понедельнике. А угнали вы ее в среду. Я и правда хотел к Федорычу обращаться, но не успел — вы сами вернулись.

— Да, что-то я заездился. От этих перебросов голова кругом. Но ты ведь приходил. И забрал обоих.

— А кто там еще был?

— Тоже я. Меня для гарантии арестовали в двух экземплярах.

— Ну и что потом?

— Явился ты и попросил Федорыча замять.

— И он послушал?

— Ты очень попросил. Знаешь, что я думаю? Тебе придется его навестить, только не сейчас, а попозже, чтобы я не поехал в издательство и не встретил Кнута.

— Я в твоих расчетах ни хрена не понимаю. Что нужно сделать?

— На Петровку, Колян. Потом возвращайся домой и жди. Надеюсь прийти с Тихоном. А там, может, и старшего воскресим. Водки с ним еще выпьешь. Никогда с самим собой не квасил?

— Если б он не велел тебе помогать, послал бы я тебя вместе с твоей штуковиной.

— Нельзя, Колян. Я придумал, как бороться с этой сволочью. Я теперь фигура. На меня полмира молиться должно.

— А остальная половина?

— Остальная никогда не молилась. Никогда и никому.

Больше всего я опасался, что в Москве изменились некоторые названия и адрес Фирсова стал пустым звуком. К счастью, искомая улица здесь существовала и находилась она не так уж далеко.

Подъезд был чистым, без фекалий и настенной живописи, а воздух казался насыщенным какими-то благовониями. Звонков было два: верхний, нормальный, и нижний — с проводкой, обрывающейся в никуда, закрашенный вместе с наличником.

Я нажал на пыльную кнопку и не успел вытереть палец, как дверь открылась. Иван Иванович вышел в спортивном костюме. Выглядел он гораздо крупнее, даже брюшко небольшое висело, впрочем, довольно аккуратное и для полковника позволительное.

— Ну, — потребовал он, щупая меня взглядом.

— Здравствуйте, я от Аллы Генриховны, брат ее.

Это прозвучало как просьба о подаянии. Хорошо хоть, не поклонился.