Механики. Части 61-69

Снова стадом мы ломанулись вниз. Даже Туман и тот несётся, честно говоря, я думал, что он сейчас попытается нас остановить, но нет, бежит со всеми. Двое бойцов вон уже схватили тросы и, разматывая барабаны, тянут их к работающим воротам.

Нас человек пятнадцать выбежало на ту сторону. Холод, вот что я почувствовал сразу. Холод буквально пронзил до костей, и ветер, сильный, очень сильный.

— Периметр, мать вашу! — орал во всё горло Туман.

Ветер такой, что часть его слов тут же заглушило, хоть он был буквально в паре метров от меня.

За первый бронетранспортёр, за его мощный бампер тут же зацепили оба троса, и один из бойцов побежал назад. Тут открылась бронированная дверь в первом бронетранспортёре, и оттуда буквально вывалился бледный, как простыня, Дже.

— Дошли, — прохрипел он, слабо улыбнувшись.

Его грудь и голова были перевязаны, на груди сквозь бинт видна кровь. Без слов хватаем его с Туманом под руки и тащим в ворота. Тросы уже натянулись, и оба бронетранспортёра затаскивают внутрь зала приёмки. Последними забегают с десяток наших бойцов.

— Вырубай! — орёт Туман, посмотрев на бронированное окно, за которым маячат лица технарей, — врачей сюда, быстро, разгружаете машины, вытаскивайте их!

Ворота вырубили, калаш себе за спину, рядом появилась каталка, кладём на нее Дже.

— Сколько вас? Что случилось?

Тот морщится от боли.

— Девятеро осталось, во втором — трое раненых, мы не могли к ним прорваться — и отрубился.

Твою мать! Из тридцати бойцов выжило девять?

Вокруг нас нереальная суета. Набежало куча народу. У первого бронетранспортёра из двигателя на пол вылилось масло и ещё какие-то жидкости. Тачка из последних сил дотянула до ворот, но сил на последний рывок не хватило.

А досталось обеим машинам — будь здоров. На них живого места нет, они все в глубоких бороздах. Такие борозды оставляют когти Гонов, я такое уже видел. В нескольких местах сорваны листы обшивки, всё раскурочено, вырвано с корнем. Вон вижу торчащий ствол пулемёта, на нём очень хорошо видны укусы, видимо Гоны, как обычно, пытались перекусить ствол. Твою же мать, это ж сколько Гонов на них напало? Судя по количествам царапок на кузовах, не один десяток, точно. Этот вид изуродованных, но не сдавшихся машин и их экипажей, впечатлил всех по самую макушку. И эти пятна, кровь Гонов. Твою же мать, сколько же их на них напало?

У нас, млять, даже из облака такими машины никогда не возвращались, эти два бронетранспортёра расцарапаны все, полностью, вон на первом тоже колесо спустило, видать подкачка как-то ещё помогала, двигатель сдох — подкачка тоже.

— Они вернулись из ада, — сказал стоящий рядом со мной Казак.

Да уж, Казак прав, пацаны, походу, в самой преисподней были. Да, млять, даже те здоровые звери, не наносили таких увечий машинам. Да, были вмятины, царапины, но они больше весом как-то давили, а тут ну всё исцарапано! Там, где листы железа были плохо или недостаточно крепко приварены, их просто сорвало. Это ж какую силу надо иметь? Что бы сорвать лист железа. Кто эти твари? Кто их придумал?

— Тут двери изнутри закрыты! — кричит кто-то, стоя около одной из дверей второго бронетранспортёра.

— Они все заперты изнутри, — так же кричит второй наш боец, который уже на крыше пытается открыть люк.

— Автоген давайте, — отдаёт кто-то команду, — болгарки, вскрывайте.

— Там трое наших, — слышу голос.

Оборачиваюсь и вижу, как из первой тачки наши бойцы вытаскивают молодого Архи. У него левая нога в лубках, голова тоже перебинтована.

— Они все ранены, у них просто нет сил открыть дверь, мы не смогли к ним прорваться, — прошептал он нам.

— Тише, тише, братишка, — рядом с ним появляется наш врач, — сейчас всё хорошо будет.

Врач тут же делает ему укол, и тот блаженно улыбнувшись, сразу же засыпает.

— В лазарет их всех, быстро! — командует доктор.

Из первого вытащили ещё троих. Вернее, двое сами вышли, руки, лица, всё закопчённое от пороховых газов. Да они все, млять, в пороховом нагаре, видать, ночка у них та ещё была. Никто ничего у них не стал спрашивать, по ним видно, как они устали и вымотались, на ногах буквально еле стоят. Обоих тоже на носилки и в лазарет.

Слышится звук заработавшего автогена и болгарки, визг раздался на весь зал приёмки. Вон вижу, как с той стороны второго бронетранспортёра летит куча искр. Двери вскрыли за пару минут, болгаркой, автогеном что-то долго пытались. Из него достали троих, двое живые, но тоже сильно ранены, грудь, ноги, всё в глубоких порезах, водитель умер прямо за рулём.

Мы, как могли, помогали грузить и нести в лазарет раненых, но скорее больше мешались друг другу.

— Всё, ждите! — на манер нашего Дока рявкнул этот врач и закрыл дверь прямо перед нами.

Все наши стоят перед дверьми лазарета, тяжело дышат, молчат, никто ничего не говорит.

— Уехало тридцать, вернулись девять, вернее, восемь живых, — слышится негромкий голос.

— Все свободны, — отдал команду Туман и, развернувшись, пошёл по коридору, — Саша, пошли, — это он мне.

Поднимаемся на второй этаж, полностью обескураженные. У меня даже слов нет.