Механист

Старьевщик глянул на Килима — не подумывает ли тот покинуть их безумное сообщество? Глаза вогула горели. Не уйдет — уже почувствовал себя внутри зарождающейся легенды. Сам механист твердо решил поразузнать пути и при удобном случае свернуть на Валаам. Но сначала все-таки хотелось обновить инвентарь в дебрях мастерской Богдана. Одному и с пустыми руками странствовать опасно даже на востоке, не то что здесь.

А Венедис… вот ей суженый, дорога дальняя и судьба мироздания в руки. Хотя, конечно, жаль расставаться, и душа-лентяйка уюта просит. Значит, надо когти рвать, и чем быстрее, тем лучше. День в мастерской — и все. Но вот как туда добраться, если эта неугомонная собралась шастать в буран, да еще по разломам?

— Неправильный туча, — вдруг шепнул Килим Старьевщику.

— Это чего так?

— Не сам идет. Как оленя гонят.

Туча как туча — тяжелая, неповоротливая, на все небо. Тучи ветром гоняет — сейчас направление ветра и движение облаков вроде бы совпадают. Логика. Может, ветер тоже неправильный?

— Ты бы лучше с Венедис посоветовался.

— Нельзя… девка не туча — сам идет. Большое дело.

Пойми этих дикарей — сам, не сам. На взгляд механиста, все наоборот — это как раз девчонку тащит за собой ее взбалмошность.

— И что теперь делать?

— Осторожный быть.

Здравая мысль. Как еще можно вести себя во время бурана?

К полудню закружило так, что сама княгиня признала: пора окапываться. Одному Убийце все было нипочем — идти так идти, палатку ставить так, ставить. Понятно — он ведь не о конечном результате договаривался, а на срок в четыре дня. Смерти-то он не боится, она же для него «привлекательная сучка».

Палатку воткнули на подветренной стороне какого-то холма, не исключено — заросшего капонира, вход в который под снегом фиг найдешь. Запалили подвесную печечку, доставшуюся от Моисея, выложили на нее сухари с кусочками хрупкого замерзшего масла. Масло перепало от Убийцы. Даже так, в тесноте и не в обиде, получалось много уютнее, чем в гостях у Дракона.

Подоспел чай. Крепкий, будоражащий, вязкий на зубах. Как, откуда, почему у Богдана мог оказаться чайный лист, чего это могло стоить в такой глуши? Впрочем, наслаждаться им было приятней, чем мучить себя размышлениями.

Палатка привычно уже хлопает тентом, звенит под ударами снега — за тонким эпидермисом промороженной ткани бесчинствует непогода. Это возбуждает — несколько миллиметров пропитанного алхимическими зельями льна оберегают маленький теплый мир от леденящей смерти.

Не хватает разве что Менестреля с его гитарой. Стихов о далеких странах и тихих гаванях и музыки, которая сильнее вьюги…

— Ложись, мля!!! — орет Убийца, разливает обжигающий напиток, сгребает всех мордами в землю.

А потом накрывает — неподъемным грузом обрушивается палатка, спутывает, выдавливает воздух из легких. Вик скрипит зубами — щека прижимается к раскаленному боку завалившейся печки, — несколько мгновений он вдыхает запах своей паленой шкуры и вырубается.

Чувства возвращают Старьевщику воспоминания о Хрустальном руднике. Когда это было — совсем недавно, несколько месяцев назад, а кажется, что прошла целая вечность. Так всегда случается, когда жизнь перенасыщена событиями. Все отматывается назад очень быстро. Тяжесть в голове, лицо, пульсирующее болью, обездвиженные, затекшие руки — и ты как будто не выходил из сырых пещер Додо. Сейчас откроется дверь и в камеру снова ввалится уголовник Латын, которого опять придется убивать.

Для начала стоит хотя бы открыть глаза.

Света мало, единственный источник — дыра высоко в потолке. Очередной ангар, может быть, именно тот, на склоне которого ставили палатку.

Спутники — все рядом. Помятые и напряженные Венди с Килимом, Богдан — расслабленный и невозмутимый. У девушки рассечена бровь, засохшая кровь на виске. Килим вроде бы цел, Убийца тоже. Все трое похожи на огородные пугала — через рукава одежды пропущены короткие копья, кисти рук и локти прихвачены к древку грубыми веревками. Что ж, не худший способ фиксации пленного, не лишая его при этом возможности передвигаться самостоятельно.

Когда-то начинающих янычаров обучали технике более эффектной и деморализующей. Полковой анатом, этакий с виду румяный добрячок, показывал, как правильно рассечь мышцы шеи в районе затылка конвоируемого. Так, чтобы у бедолаги не осталось другой заботы, кроме поддержания руками собственной головы — во избежание выворота позвонков. После такого хирургического вмешательства пациент сразу становился робким и исполнительным. Шел куда прикажут, вид из-за постоянно приложенных к черепу ладоней имел задумчивый, но мозг, и без того тяжелый, мыслями о побеге не обременял.

Вообще с пленными рекомендовали не церемониться — вплоть до привязывания лодыжек к яйцам, — так что свое текущее положение механист определил как удовлетворительное. Даже обувь на ногах наличествовала, вопреки святому правилу, предписывающему пленным быть босыми. Ни по камням, ни по лесу, тем более — по снегу на голых пятках не попрыгаешь.