Механизированная история (СИ)

Я сглотнул неприятный комок в горле, этот период моей жизни был наполнен ненавистью, большой и лютой. До сих пор свеж в памяти ужас перед неизвестным. Терра Сел не особо заботилась о первых потерях. Тогда проект только начал разрабатываться, и многие сыворотки и операции, вернее их последствия, были неизвестны. Многие погибли после первых экспериментов, затрагивающих только мышечную ткань. Сначала «Код Шторма» укреплял наши тела физически, не вводя никаких чужеродных ген в ДНК. Постепенно начались изменения внутренних органов, изменение внешности под воздействием генов. Число подопытных сократилось на две трети, вот тогда Терра Сел задумались и к материалу проекта стали относиться бережливее. Сыворотки проверяли более тщательно и замеряли нужные дозы. У многих из нас от стресса и шока психика полетела во мрак. Эти ублюдки стали проводить над нами свои опыты, пытаясь создать идеальных воинов, которые должны были перевернуть мировой рынок с ног на голову и заставить всех массово скупать подобных. Удалось ли им это, судить я тогда не мог.

Как сейчас помню отчаяние и боль, испытываемую в своей камере, когда меня приносили туда после операций и оставляли одного. Мы должны были быть психологически устойчивы, принимать новых себя с готовностью. Зеркало висело на одной из стен, и, смотря на отражение в нем, я не узнавал себя. Еще налитые кровью шрамы на нездоровой, побледневшей от сывороток коже, выходившие из спины железные кончики укрепленного позвоночника, бритая налысо голова с большим количеством швов, и ужас от того, что в черепную коробку мне вживили что-то чужеродное. А уж когда в организм закачали структурный гель, от перенапряжения и невыносимого болевого шока я чуть не умер. Им пришлось сделать мои органы выносливее, а чип в голове помогал устранять болевые ощущения. Еще была тьма, спасительная мягкая темнота беспамятства, укрывающая от постоянной боли. В какой-то миг все вдруг кончилось, и тело больше не подвергалось мучениям. Меня поместили в гигантскую колбу, наполненную какой-то жидкостью, что залечивала все мои повреждения. Удивительная вода лечила все, кроме искореженного, измученного рассудка. Только сейчас вспомнил, именно это и было последним, что помню.

Я помню и радость, когда мне наконец поставили протез, правда не родной, а другой, измененный на боевой лад, которым мне предстояло еще научиться управлять. Многие пытались бежать, и за это следовало самое ужасное наказание — забирали единственную дорогую вещь, оставшуюся у «Кода Шторма», — память…

В один из самых обычных дней в лаборатории, когда мы — последняя уцелевшая тридцатка проекта и последний его оплот — были признаны годными и достигшими пика своих самых лучших генетических и психологических экспериментов, нас разбили на двойки. Так в моей жизни появилось существо…

— Разморозка завершена, — осведомил меня компьютер.

Уверенно встав, я открыл капсулу с номером двадцать семь. И услышал мерный стук его сердца и тихое дыхание. Живой! Нилауэнь живой! Я не мог сдержать слезы облегчения, щипавшие мои глаза. Я осторожно вытащил из ноздрей и вен трубки. Затем я подхватил легкое тело и, покачнувшись, с тревогой вглядываясь в родное бледное лицо, услышал тихое и хриплое, даже неосознанное:

— Рэм…

Так в моей жизни появилось существо, зовущее меня по имени, единственное любящее меня существо, за которое я и в огонь пойду, и в воду прыгну.

Комментарий к Удары сердец.

========== Неожиданные факты. ==========

Родная душа рядом — это всегда хорошо.

Двадцать седьмой эксперимент проекта “Код Шторма” постепенно отходил от криогена, перенося его лучше, чем я. Знаю, что Нилау уже пришел в себя, и его мозг работает исправно, конечно же чувствует свое тело и то, что я держу его на руках, разминая затекшие мышцы друга. Нилауэню будет проще, ведь в его организме не было загустевшего структурного геля и отказывающегося слушаться протеза. Но проблемы начнутся потом, часов через двенадцать, если мы не найдем воду.