Она услышала вздохи, причмокивание и возмущенное гудение.
Звонил папа. Он был в ярости. Она представила его злое лицо, его поджатые губы. А за спиной маму. Как она сидит в спальне… Где-то у нее были очки.
— Да, есть шкаф! У мамы, — обрадовалась Ева. — Большой, белый.
— Ты туда залезть сможешь? Кто это? Твой отец? Дай я с ним поговорю.
Петр Павлович взял трубку и пошел вон из комнаты. Ра застенчиво улыбался.
— Ты уснула…
Если кто узнает, что она спала в гостях у древнеегипетского бога, от комментариев не отвертеться.
— А что вы тут напридумывали? — сменила тему Ева, трогая зардевшуюся щеку.
— О! Много всего!
Перепачканными пальцами Ра поправил воротник рубашки, готовый рассказывать. Ева отвернулась. Еще одну лекцию о теории относительности и мертвых котах она не выдержит.
— Пойдем. Тебя ждут дома. — Петр Павлович протянул ей телефон.
— А папа?
— С папой я поговорил.
— Что вы ему сказали? — Испуг окатил ледяной волной. Неужели ее теперь домой не пустят?
— Что иногда полезно смотреть и слушать, а не кричать.
— И он вас послушал?
— Конечно, нет. Велел не соваться не в свое дело.
— И что теперь?
— Зови на завтра гостей. Сама говорила, что хотели отпраздновать твое падение. Празднуй. Ра придет к тебе и все объяснит. Кстати, нужен кто-то, кто умеет громко кричать.
— Пушкин! — хором произнесли Ра с Евой.
— Тогда предупредите его, что в определенный момент ему нужно будет пошуметь.
Ева посмотрела на машину времени. В ней появилось чуть больше лампочек, две настольные лампы с конусовидными головками теперь были прикручены к верхней раме. И что-то еще было, что не сразу стало понятно, пока Ева не сдвинулась с места. Три зеркала. Они были установлены как на трюмо, под небольшим углом друг к другу.
— Дома найди стул с высокой спинкой, — раздавал последние указания Петр Павлович, — возьми у папы какое-нибудь смазывающее вещество, смажь петли дверей в шкафу. Разбери мамины вещи, чтобы они не мешали войти в шкаф и свободно из него выйти. Около чего стоит шкаф?
— Между двумя окнами.
— Подоконники широкие?
— Да, каменные.
— Это хорошо. А теперь все идут домой. Поздно уже.
На улице и правда было темно.
Петр Павлович шагал рядом с хромающей Евой, не замечая, что ей тяжело идти. Просто шел, довольно улыбаясь своим мыслям.
— Да, интересно… стимпанк, — пробормотал он. — Позвони мне завтра, когда все закончится.
— Что закончится? — испугалась Ева.
— Когда ты вернешься из прошлого. Ты же туда собралась?
Ева остановилась. Ну конечно! Она всех позовет не на отмечание своего падения, а на первый полет человека во времени. Испытание машины!
Она скрестила пальцы на левой и правой руках. Ничего, это будет всего-навсего небольшая ложь. А при скрещенных пальцах — и вообще не считается.
Глава девятая
Поехали!
Петр Павлович оставил в ее телефоне свой номер. Чтобы она после всего могла позвонить.
Смущало пожелание «после всего». Чего — «всего»? И почему она должна звонить? Почему он сам не может прийти и все увидеть? Это было бы так просто.
А хорошо, что рядом не топчется Че. Теперь есть нужный ей номерок в записной книжке, а Вички нет. И никого нет. С кем бы все это обсудить? Просто рассказать. И случайную встречу у колледжа, и неожиданный поворот в отношениях с Александром Николаевичем (близко больше не подойдет никогда!), и пост Че у заборчика. А главное, их план. И то, что она была в гостях у Ра. И какая получилась машина. Снова думалось о плане. А вдруг не получится… Страшно-то как! Скрещенные пальцы не помогали. Кому-то надо было сказать! Слова рвались с языка.
Телефон нагрелся в ладони.
Но говорить не с кем. Вокруг пустота.
Мысленно перебирала имена. Как же так? Столько людей!! Папа… Папа теперь на нее обижен. Как Ева вчера пришла, буркнул только: «Здравствуй!» Чай пили молча. Молча собирали посуду со стола. Молча разошлись по своим комнатам. И уже переодеваясь в пижаму, Ева вспомнила: надо предупредить о завтрашней вечеринке. Папа выслушал ее просьбу «куда-нибудь уйти» молча. Мама стала расспрашивать, но ее вопросы утонули в молчании. Ева сдерживалась, чтобы не натянуть очки.
Ра на звонки не отвечал. Написал смс, что придет к трем, чтобы собирала народ к пяти.
Утром отец с мамой уехали к знакомым на дачу. Обещали вернуться в воскресенье днем. Ева села обзванивать «народ».
Первый, кому она позвонила, был, конечно, Пушкин. Он радостно согласился поучаствовать, но предупредил, что придет один.
— Ты знаешь, — тянул он гласные, видимо, придумывая, что сказать. — В жизни каждого человека бывают такие минуты…
— Поссорились? — понимающе хмыкнула Ева. Рядом с Пушкиным никто бы не выдержал.
— Было бы из-за чего ссориться, — обиделся Пушкин. — Вот у меня братан поссорился. Его приятель в гости позвал. Он пришел, посидели, поговорили, он собрался домой, полез в сумку, а в кошельке денег нет. И ценная монета из потайного кармашка пропала. Братан давай выяснять, приятель упирается. Так и ушел. Больше они, конечно, не общались.
— Приятель умер? — уточнила Ева.
— Ясное дело! Через год пошел с дружбанами в баню париться и угорел.
— Бывает.