Механизм преступного насилия

В ст. 32 УК ФРГ сказано, что тот, кто совершает деяние, вызванное потребностью необходимой обороны, поступает не противоправно. Если происходит превышение пределов необходимой обороны из-за замешательства, страха или испуга, то лицо также не подлежит наказанию (§ ЗЗ)[993].

Даже в Уголовном кодексе Чеченской Республики Ичкерия существует понятие «злого умысла», под которым подразумевается «цель незаконного приобретения чего-либо в свое владение или владение другого лица или же цель нанесения незаконного ущерба другому лицу» и «добрые намерения», под которыми понимаются действия, преследовавшие благие цели (или убеждение в этом) при условии соблюдения при этом необходимых мер предосторожности[994].

В перечисленных источниках права определенным образом учитываются мотивы или цели поведения субъекта, либо характеризующее их эмоциональное состояние лица, совершающего деяние.

В российском уголовном законодательстве принцип субъективного вменения, как отмечает Ю. Ляпунов, не нашел полного отражения в законодательстве[995]. Так, С. В. Бородин считает, что мотив не может не учитываться при квалификации убийства, но тут же поясняет, что имеет в виду мотив как квалифицирующий признак[996]. Получается, что при «простом» убийстве мотивы не имеют значения при квалификации, т. е. обладают «нулевой» величиной. Откуда и как у мотивов появляется значение при «квалифицированном» убийстве, где и в чем происходит качественный скачок, почему в одном поведении мотивы его обязательно учитываются, а в другом – нет, неизвестно. К тому же, рассматривая общие условия квалификации преступлений против жизни, С. В. Бородин, несомненно, правильно подчеркивает, что «деяние не может не быть индивидуальным»[997], но это свойство проявляется именно через мотивы и цели. Вряд ли возможно, не учитывая то, к чему стремится лицо и почему, решить качественно вопрос о его виновности.

П. С. Дагель определял содержание вины как «совокупность взаимосвязанных элементов (сознание, воля, эмоция, мотив, цель), составляющих психическое отношение лица к совершаемому деянию»[998]. Ученый последовательно и научно подходил к изучению личности субъекта преступления и понятия виновности, выступал против разделения учения о личности преступника и учения о субъекте преступления[999].

Сложный мир человека определяет и сложность познавательного процесса при квалификации преступления. Мышление человека при этом играет не последнюю роль. Не зная законов мышления, как средства познания и опосредованного отражения действительности, связанного с языком, невозможно достичь однородного смыслового поля сторон уголовного процесса. Необходимо раскрывать особенности мышления обвиняемого, обобщать однородные и сходные предметы и явления, конкретизировать их, выявлять важные именно для него связи между предметами и явлениями в окружающей действительности. В данном случае промежуточным звеном является разум взаимодействующих субъектов, который обладает индивидуальностью и избирательностью. Лишь учитывая все в совокупности, можно прийти к установлению истины по делу.

Кроме того, В. А. Петровский обращает внимание на несоответствие данным психологии вывода о невозможности формирования человеческой активности из неосознанного побуждения. И если всякое действие имеет мотивы, то из этого не следует, что они всегда могут быть осознаны, поняты или объяснены самим субъектом либо другими людьми[1000]. Многие субъекты не всегда могут пояснить мотивы своих действий, порой чрезмерно жестоких. В этих случаях, поставленные перед фактом, предположим убийства, причастные к этому лица, пытаясь как-то объяснить мотивы поступка, могут ссылаться на причины, которые не играют определяющую роль в поведении человека, в частности нахождение в нетрезвом состоянии, наличие неприязненных отношений и т. д. Д. Бруно в свое время утверждал, что в природе не существует ничего без целевой причины[1001].

Действительные причины насильственного поведения, в том числе и на подсознательном уровне, можно и необходимо устанавливать правоприменителем. Как правильно отметил Фрейд, «тот, у кого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, может быть уверенным в том, что человеку не дано хранить секреты. Если его губы молчат, разговаривают кончики пальцев; то, что он хотел скрыть, сочится из каждой поры на его теле»[1002]. Критериями подсознательных мотивов в объективной реальности являются чувства, эмоции. Д. Н. Узнадзе говорил, что «сознательное состояние может сделаться бессознательным и, наоборот, это последнее может перейти в состояние сознательное»[1003]. Мышление человека и его поведение неразрывно связаны. Более того, по мнению И. Фихте, «мысль только отражает это чувство и заключает его в форму, в форму мышления»[1004].