Читаем Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941 полностью

О том, насколько безграмотными были представления о законности простых советских людей, свидетельствуют их добавления, предложенные для внесения в проект сталинской Конституции во время кампании ее обсуждения осенью 1936 г. – «дать право местным властям преступников арестовывать на месте совершения преступления, брать их под стражу без санкции прокурора и органов юстиции НКВД»; «предоставить возможность арестовывать преступников начальнику РО НКВД и председателю сельского Совета»; «разрешить трудящимся задерживать преступников на месте преступления без санкции судебно-следственных органов»; «сельские советы депутатов трудящихся имеют право ареста преступников с последующей передачей задержанных органам надзора и следствия»[1082]84.

Именно на таком правовом поле и давало свои плоды каждодневное нагнетание «сверху» обстановки ненависти, поощрявшей «умение распознавать врага партии, как бы хорошо он не был замаскирован». Газеты 1930-х гг. пестрели призывами «Расстрелять взбесившихся собак!», «Ни одного врага народа не оставим на Советской земле!», «Смерть предателям и изменникам Родины!», «Учиться распознавать врагов так, как распознают их наши чекисты!»

Особенно широкий отклик среди трудящихся масс вызывали показательные процессы над их бывшими начальниками. Такие процессы повсеместно проводились в 1937 г. и почти обо всех писали центральные и местные газеты. В одной только Новосибирской области и только в четвертом квартале 1937 г. состоялся 21 показательный процесс над «вредителями и саботажниками в сельском и элеваторном хозяйстве». Был осужден 131 человек, из них 32 расстреляны[1083]85. Строки из письма первого секретаря Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Эйхе Сталину отражали общую ситуацию того времени: «Судебные приговоры над врагами народа – вредителями сельского хозяйства встречены единодушным одобрением широчайших масс рабочих, колхозников и служащих. На многочисленных собраниях и митингах трудящиеся единодушно требуют выкорчевать до конца троцкистско-бухаринских бандитов, шпионов, вредителей и диверсантов»[1084]86.

Используя такого рода факты, многие современные историки, политологи, литературные критики, которые основываются в своих трудах на концепции исторического детерминизма, объясняют все случившееся в стране не столько ничем не прикрытым насилием со стороны власти, сколько «интенциями масс», требовавших усиления репрессий. По их мнению, массы не только безусловно одобряли и приветствовали репрессии, но, оказывается, что власть еще и периодически «запаздывала», «не поспевала» за все теми же пресловутыми «интенциями» толпы, «принуждавшей» ее еще больше раскручивать маховик репрессий. Оказывается, что партия «вынуждена» была, чуть ли не помимо своей воли, идти навстречу «интересам и пожеланиям народа». Из рассуждений такого рода логически следует вывод о том, что народ сам, добровольно, если использовать известную метафору Ч. Айтматова, надел себе на голову кусок верблюжьей кожи, которая, стягиваясь постепенно под палящими лучами солнца (вспомним «солнце Сталинской Конституции»), лишила жертву исторической памяти, превратив ее в манкурта – идеальный и послушный объект манипуляций[1085]87.

Однако вина народа здесь все-таки вторична, хотя, говоря словами К. Маркса, «нации, как и женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может совершить над ней насилие»[1086]88. Главное – это преступление сталинской власти, которой в полной мере удалось использовать худшие настроения и черты народа для решения своих собственных задач.

Особого разговора заслуживает развязанная «сверху» инициатива работников карательных органов. Известно, что в годы Большого террора численность репрессированных в несколько раз превышала спущенные из Центра так называемые лимиты на репрессии. Изощренные пытки на допросах, массовые расстрелы, издевательства в лагерях были делом рук не оккупантов, творивших насилие на чужой для них земле, а своих же соотечественников.

Власть настолько умело манипулировала этими настроениями и действиями, что и оформляла свои решения как требования народа. Только один характерный факт: в день суда над военными в республики, края и области СССР была отправлена телеграмма: «Национальным ЦК, крайкомам, обкомам. В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т.е. двенадцатого июня. 11.06.1937 г. Секретарь ЦК Сталин»[1087]89. В 23 часа 35 минут 11 июня председатель суда В.В. Ульрих огласил приговор о расстреле всех восьми осужденных. Приговор был приведен в исполнение 12 июня 1937 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1968 (май 2008)
1968 (май 2008)

Содержание:НАСУЩНОЕ Драмы Лирика Анекдоты БЫЛОЕ Революция номер девять С места событий Ефим Зозуля - Сатириконцы Небесный ювелир ДУМЫ Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года Дмитрий Ольшанский - Движуха Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая) ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра! Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели Дмитрий Данилов - Кришна на окраине Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ ЛИЦА Олег Кашин - Хроника утекших событий ГРАЖДАНСТВО Евгения Долгинова - Гибель гидролиза Павел Пряников - В песок и опилки ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Вторая индокитайская ХУДОЖЕСТВО Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев Максим Семеляк - Лео, мой Лео ПАЛОМНИЧЕСТВО Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Этика Михаила Булгакова
Этика Михаила Булгакова

Книга Александра Зеркалова посвящена этическим установкам в творчестве Булгакова, которые рассматриваются в свете литературных, политических и бытовых реалий 1937 года, когда шла работа над последней редакцией «Мастера и Маргариты».«После гекатомб 1937 года все советские писатели, в сущности, писали один общий роман: в этическом плане их произведения неразличимо походили друг на друга. Роман Булгакова – удивительное исключение», – пишет Зеркалов. По Зеркалову, булгаковский «роман о дьяволе» – это своеобразная шарада, отгадки к которой находятся как в социальном контексте 30-х годов прошлого века, так и в литературных источниках знаменитого произведения. Поэтому значительное внимание уделено сравнительному анализу «Мастера и Маргариты» и его источников – прежде всего, «Фауста» Гете. Книга Александра Зеркалова строго научна. Обширная эрудиция позволяет автору свободно ориентироваться в исторических и теологических трудах, изданных в разных странах. В то же время книга написана доступным языком и рассчитана на широкий круг читателей.

Александр Исаакович Мирер

Публицистика / Документальное