Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941

Здесь очевидно прослеживается стремление увязать принципиально противоречивые стороны   уладить вопрос о «низах» и «верхах» в партии и защитить особое положение ответственных партийных работников. Эта двойственность обусловила демагогический характер письма, что особенно проявилось там, где акцент делался на определенной части членов партии. Такая постановка вопроса вполне понятна и объяснима   это была их власть, ими завоеванная, и они ни в какой мере не собирались ею поступиться. Достаточно одного примера. 24 ноября 1919 г. К. Чуковский сделал в своем дневнике краткую запись о Зиновьеве, который, напомним, редактировал проект циркулярного письма ЦК от 4 сентября 1920 г.: «Вчера у Горького, на Кронверкском. У него Зиновьев. У подъезда меня поразил великолепный авто, на диван которого небрежно брошена роскошная медвежья полость. Зиновьев   толстый, невысокого роста   отвечал сиплым и сытым голосом»[142] Тем не менее, кризисная ситуация в партии, сложившаяся в связи с вопросом о «верхах» и «низах», заставила руководство партии поставить этот вопрос на IX Всероссийской конференции РКП(б) в сентябре 1920 г. Была принята специальная резолюция «Об очередных задачах партийного строительства», в которой предусматривался ряд мер для ликвидации этого конфликта. Среди них: «…возможно чаще собирать общие собрания членов партии с обязательным присутствием на них всех ответственных работников организации.., все без исключения ответственные коммунисты, независимо от занимаемой должности, должны быть прикреплены к фабрично-заводским, красноармейским или сельским ячейкам, где они должны нести партийные обязанности наравне со всеми членами партии и не только участвовать в собраниях, но давать на них отчеты о своей деятельности,…участие в субботниках необходимо сделать абсолютно обязательным для всех членов партии.., создать Контрольную комиссию наряду с ЦК из товарищей с наибольшей партийной подготовкой, наиболее опытных, беспристрастных и способных осуществлять строгий партийный контроль…»[143].

Для Москвы ЦК утвердил, кроме того, специальную Кремлевскую контрольную комиссию. «Так как неравенство в условиях жизни между членами партии особенно остро ощущается в Москве,   говорилось в отчете о работе ЦК РКП за время с 15 сентября по 15 декабря 1920 г.,   где сосредоточено наибольшее количество ответственных работников-коммунистов, и где в то же время особенно тяжелы общие условия жизни, то вопрос о кремлевских привилегиях являлся и является наиболее острым. ЦК считал необходимым, чтобы беспристрастная и авторитетная комиссия обследовала положение дел Кремля, установила истинные размеры существующих привилегий, ввела их, поскольку невозможно было бы полное их устранение, в те рамки, которые были бы понятны каждому партийному товарищу, и вместе с тем опровергала бы слухи и разговоры о кремлевских порядках, то, что не соответствует действительности»[144]. Создание такой комиссии имело отвлекающий характер, тем более что через два года деятельность ее вообще была аннулирована. Это был закономерный результат целенаправленной политики нового руководства партии по созданию системы привилегий для ответственных партийных работников. Но тогда, в 1920 г., речь об этом зашла не случайно.

Позволю небольшое отступление. После переезда правительства в Москву в Кремле, по прямому указанию Ленина, была организована специальная столовая, которой могли пользоваться только обитатели Кремля да еще ряд самых высокопоставленных чиновников, живших за его пределами. Эта столовая до такой степени поразила одного из продработников, случайно оказавшегося в ней, что он оставил о ней свои воспоминания, сделав, правда, совершенно неожиданный вывод: «В апреле 1920 г., будучи уже членом коллегии Наркомпрода и заведуя Управлением распределения, я получил требование на отпуск продуктов для столовой Совнаркома. Продукты отпустил. Имея право как член коллегии обедать в столовой СНК, я в первый же раз заметил, что там на обед дается сколько угодно хлеба (обед был   суп с селедкой и на второе   картофель). Это меня удивило. Думаю, как это так? Рабочие голодают, получая по 1/8 фунта хлеба, да и то не каждый день, а здесь что делается! Надо сократить. Я эти соображения высказал некоторым товарищам, и это дошло до Владимира Ильича. Он вызывает меня к себе. Я не знал, зачем. Спрашивает мое мнение о столовой СНК. Я сказал ему все, что мне казалось неправильным. И Ильич, имеющий право приказать мне, не приказывает, а объясняет, что я этой экономией рабочих не накормлю, а головку революции сгублю, подорвав ее силы. На его вопрос, сколько часов я работаю, я ответил   16 (боясь сказать, что работал 18   20, чтобы он не заподозрил меня в преувеличении).

  Ну вот, а некоторые работают по 18   20; их надо кормить, иначе они физически не будут в состоянии работать.

Этим разговором он меня убедил вполне в правильности существования столовой»[145].