Механизм времени

Первый взвод, подойдя к обломкам рухнувшей галереи, развернулся, слаженно врезал каблуками о камень. Остальные заходили с флангов, перестраиваясь в шеренги.

— Прицел!

Взметнулись ружья.

— Эй! Свои! Мы свои!

Рыжий лаборант поднял стяг-Даннеброг, подступил к краю, взмахнул красным, как мундиры, полотнищем. Дружный вопль солдатских глоток отбросил парня назад:

— Шведы! Шведы-ы-ы!

Офицер воздел над головой шпагу:

— Эй, в Башне! Sig! Sig! Kapitulera!..

— Чего это он? — белокурый Арне с опаской глядел на подмогу.

— Пытается говорить по‑шведски, — разъяснил Эрстед. — С переменным успехом. Ну‑ка…

Он забрал знамя у рыжего, здоровой рукой поднял Даннеброг повыше:

— Полковник! Это я, Андерс Эрстед! Вы меня узнаете?

Шпага рубанула наискось:

— Огонь!

— Nie!..

Черная тень метнулась к проему, сбивая Эрстеда с ног, прижимая к холодному полу. Пули прошли над головами — Волмонтович успел, уберег. Пострадал лишь флаг — полотнище пробило в трех местах. Ну, еще четки — нить лопнула, странные бусины посыпались из пролома…

— Берегись, пся крев!

Князь резким движением вздернул друга, оглушенного падением, на ноги, толкнул в сторону коридора. Новые пули просвистели совсем близко. Сюртук Волмонтовича лопнул на плече — гостинец пришелся вскользь.

— Бегите!

Зануда откатился в сторону, не желая мешать соратникам. Но его не забыли — рыжий и белокурый ухватили под мышки, потащили…

— Дева Владычица! Дева Владычица! — в исступлении бормотал кто‑то.

Ему ответил гром. Твердыня содрогнулась, гул прокатился коридорами. Пушкари взяли неверный прицел — или нарочно направили первое ядро не в пролом, а в гладкую кладку.

Прочувствуйте, вражины!

— Они спятили? — заорал Арне. — Свихнулись?

— Они видят шведов, — Эрстед вытер грязь с лица. — Видят шведский флаг. Им кажется, что в замке враги. Филон умеет отводить глаза. А я‑то думал… надеялся…

Пушка еще разок напомнила о себе. Галерею заволокло дымом, камень поддался, заскрипел. Всякому терпению положен предел. Башня не выдержала — завыла на десятки голосов, жалуясь и плача, возмущаясь и грозя. Рыдание сливалось с ревом, отдавалось смехом, срывалось на вопль.

Отовсюду, во все концы…

— Уши! Уши закройте! Иерихон!..

Кто успел — закрыл. Кто промедлил — окаменел, внимая лютому гневу камня, оскорбленного в лучших чувствах.

— У-у-у-а-а-а-о-о-о-ы-ы-ы!..

«Rassa do! — выругался Зануда. — Опять!»

Он уже наслушался в свое время. Акустические опыты академик Эрстед начал в Копенгагене, распугивая соседей и уличных котов. Специальные тампоны-затычки для ушей не помогали. И не должны были — Эрстеда-старшего интересовало влияние низких и высоких частот на психику, с целью излечения душевных болезней. Результат оказался блестящим — через неделю, после отчаянных протестов всего города, разом поздоровевшего, опыты пришлось перенести в Эльсинор.

Здесь же и смонтировали малый орган с уникальной системой труб. «Иерихоном» инструмент назвали после первого же испытания. Стены замка не рухнули, но воронам и лаборантам пришлось худо. Академик опыты временно прекратил, о результатах же отзывался с осторожностью:

«Мозги прочищает. Но глупость не лечит».

— Он заткнулся? — Торвен оторвал ладони от ушей. — Слава богу, не воет…

Пальба тоже стихла.

— Гере Эрстед? — закричал со двора комендант Спанг-Кросбю. После лечения органом он плохо слышал, зато хорошо соображал. — Это правда вы? А где шведы?

— В Швеции, — буркнул Зануда.

Апофеоз [12]

— Что здесь происходит, господа?

Короля играет свита. Плохого короля. Настоящего монарха играть не надо. Он всюду король — и в тронном зале, и на поле сражения, и на грязных булыжниках Эльсинора.

Его Величество — и баста.

Красный мундир, синий огонь муара. Треуголка в золотом шитье. Памятная трость. Ольденбургский нос — вверх, левая нога отставлена. Сапог — начищенный до блеска, с серебряной пряжкой — притопнул, намекая, что терпение владыки скоро лопнет.

Фредерик VI, повелитель Дании, изволили посетить свой замок. Один — ни свиты, ни охраны. Высокий лысеющий старик, прямой, как его шпага.

Боже, храни короля!

— Лестница у нас есть? — вздохнул Эрстед.

Лестница нашлась — веревочная, с треснутыми перекладинами. Командир спустился быстро, Торвен замешкался. Больная нога так и норовила соскользнуть. А когда наконец‑то коснулась земли — наступила на обломок доски и поехала в сторону, не иначе, по срочному делу. Он сумел устоять и запоздало сообразил, что остался без клюки.

Спасибо Эрстеду — взял под локоть.

Его Величество, сердясь, внимал сбивчивому рапорту коменданта. Не дослушал, взмахнул тростью, словно хотел ударить:

— Остальное расскажете трибуналу, корпорал![13]

— Государь! Я могу объяснить…

Трость вновь рассекла воздух.

— Отставной лейтенант Торвен! Передайте этому человеку, что у нас не осталось ушей для его объяснений. Их выслушают назначенные нами чиновники. От вас же мы требуем точного и ясного отчета по поводу ваших безобразий. Десять тысяч дьяволов! Шведский флот в проливе! В столице болтают о мятеже! Его якобинское величество Карл Юхан строчит письма во все концы Европы! Мы — мы! — видите ли, готовим войну!..