Пин‑эр приподняла голову, расширенными глазами глядя на ину-гами. На лбу девушки выступил холодный пот. Ток летит по проводнику мгновенно, однако призрак не спешил подчиняться электрическим законам. Прошло не менее минуты, прежде чем ину-гами окончательно выбрался из конуры. Он скреб воздух тупыми когтями и скалил клыки. Сквозь «плоть» собаки был хорошо виден мозаичный переплет окна.
— Внимание…
Девушка вскрикнула, когда когти без сопротивления, как ножи в воду, вошли в ее тело.
— Холодно!..
— Терпите. Он должен войти в вас полностью.
Подергиваясь и суча лапами, призрак все глубже погружался в девушку — словно зарывался в живую нору. Эрстеда тошнило от зрелища, но он держался. Девушку трясло, будто шаманку во время камлания. Тело Пин‑эр покрылось липкой пленкой пота.
— Еще чуть-чуть…
Задние лапы ину-гами, по‑лягушачьи оттолкнувшись, ушли внутрь китаянки. Мотнувшись из стороны в сторону, исчез хвост. Эрстед выждал для верности еще секунду.
— Есть!
Он что есть силы рванул провода, размыкая цепь.
— Князь, ошейник! Быстро!
Волмонтович склонился над содрогающейся Пин‑эр, приподнял ей голову и ловко защелкнул на шее серебристый обруч, в центре которого блестел черный камень. Знатные красавицы могли лишь мечтать о таком украшении. Ювелир, которому Эрстед вчера заказал ошейник из «серебра Тринадцатого дракона», так и заявил:
— Ваша невеста будет счастлива!
— Надеюсь, вы правы, — криво ухмыльнулся датчанин.
И еще раз напомнил: заказ нужен к завтрашнему дню. Цену за срочную работу ушлый китаец заломил бешеную. Но Эрстед не торговался: главное, успеть до отплытия корабля. Когда он выложил на прилавок невзрачный «камень», ювелир не сумел скрыть удивления.
— Что это? Металл? Черное железо?!
— Придайте ему форму пятиугольника и вставьте в обруч. Я так хочу.
Вдаваться в объяснения Эрстед не стал. «Камень», упавший с неба, представлял собой мощный естественный магнит. В комбинации с алюминиумом он давал шанс удержать ину-гами, не дав флюиду призрака подчинить рассудок Пин‑эр.
По крайней мере, Эрстед на это очень надеялся.
Магниты из «небесных камней» обладали особой силой. Увы, специальное заседание Французской академии наук, основываясь на докладе Антуана Лавуазье, вынесло строгий вердикт: «Камни с неба падать не могут, ибо их там нет!» Позднее, под напором фактов, академики выдвинули оригинальную теорию о переносе камней «по небу» торнадо и ураганами.
На том научная общественность и успокоилась.
Хотя гипотеза Лапласа о падении «метеорных» камней с Луны и поколебала «ураганную» теорию, она до сих пор оставалась в силе. Открыто заявлять о космическом происхождении метеоров считалось дурным тоном. Братья Эрстеды помалкивали, но активно использовали «магниты небес» в опытах, получая уникальные результаты.
…От застежки из золота датчанин отказался. «Серебро Тринадцатого дракона» и «черное железо». Все. Завтра зайду.
Ювелир не подвел.
2
Дыхание Пин‑эр учащалось — и вдруг сменялось глубокими, долгими вдохами-выдохами. То одна, то другая мышца сокращалась, твердея, чтобы миг спустя расслабиться. Создавалось впечатление, что в недрах тела блуждает живое существо, исследуя новое логово, а заодно и проверяя его на прочность.
Все симптомы Эрстед отмечал между делом, не позволяя себе отвлечься. Он помнил рассказ Пин‑эр о «самоубийстве» Исэ Нобутаки. Хорошо, что девушка связана. В таком состоянии, вздумай ину-гами расправиться с новой хозяйкой, невозможно калечить собственное тело.
Скинув фрак, он надел поверх жилета длинный халат — из ярко-лазурного шелка, без вышивки. Халат он вчера приобрел на рынке. Цвет обновки был на грани допустимого, но это лучше, чем ничего. «Месмер предпочитал синюю робу», — вспомнил датчанин. Лицо его сделалось отрешенным, как при глубокой медитации. Глаза приобрели невозможную глубину — два темных провала, два пистолетных дула, готовые к выстрелу.
Казалось, зрачки людей — Андерса Сандэ Эрстеда и Вэй Пин‑эр — соединили вибрирующие струны, будущие линии огня.
Дыхание девушки выровнялось. Эрстед взмахнул рукой перед ее лицом, словно стирая написанное с грифельной доски. Еще раз. И еще. Буквы исчезали; участь, записанная в книге судеб, теряла смысл. Он действовал молча, не произнося ни слова, — дирижер, управляющий немым, оглушающе-немым оркестром.
В комнате царила мертвая тишина.
Руки магнетизера сложились крестом — и метнулись в разные стороны, разрывая ткань бытия. Веки девушки смежились. Она погрузилась в сомнамбулический транс. Опустив правую руку в лохань, Эрстед брызнул на Пин‑эр намагниченной водой. Как показывала практика, это увеличивало силу воздействия.
Результат не заставил себя ждать. Из горла пациентки вырвалось утробное рычание. Пальцы рук и ног закостенели в судороге. Дыхание взорвалось — так дышит пес на жаре, вывалив язык. Лицо же осталось на диво спокойным, являя разительный контраст мышечным конвульсиям.