Механизмы радости

Она капризно ковырнула ложечкой мороженое – раз, другой. Но Роджер так и не прикоснулся к своему.

Они уехали на день раньше обычного. Я увиделась с Роджером в холле гостиницы, когда он оплачивал счет. На прощание он нежно взял меня за руку, а я не удержалась и сказала:

– Ты кое-что забыл.

– Багаж здесь, – стал вспоминать он. – Счет оплачен. Бумажник на месте. Нет, похоже, я ничего не забыл.

– Когда-то давно, – напомнила я, – ты дал мне одно обещание.

Он молчал.

– Роджер, – сказала я, – нам уже по двадцать. Тебе и мне.

Он схватил мою руку – так испуганно и проворно, словно он падает за борт, а я пячусь прочь и, отказав в помощи, позволяю ему рухнуть в пучину.

– Подожди еще год, Анна! Или два-три, не больше!

– О нет! – вскрикнула я в отчаянии.

– В самом худшем случае – четыре года. Доктора говорят…

– Роджер, доктора не знают того, что знаю я. Она будет жить вечно. Она переживет и тебя, и меня и будет попивать вино на наших похоронах.

– Да у нее ни одного здорового места нет! Анна, ей долго не протянуть, это же очевидно!

– С ней ничего не случится, потому что у нее есть могучий источник силы. Она прекрасно понимает, что мы ждем не дождемся ее смерти. И черпает силы в желании досадить нам.

– Я не могу вести подобные разговоры! Не могу!

Подхватив чемоданы, он заспешил через холл к выходу.

– Роджер, я ждать тебя не стану! – крикнула я вслед.

У самой двери он оглянулся – бледный-бледный – и посмотрел на меня так беспомощно, что я была не в силах повторить свою угрозу.

Дверь за ним закрылась.

А там и лето закончилось.

На следующее лето Роджер первым делом примчался к моему лотку с содовой водой.

– Это правда? Кто он?

– Пол, – ответила я. – Ты же знаешь Пола. В один прекрасный день он станет главным менеджером отеля. Мы поженимся этой осенью.

– Ты не оставляешь мне времени! – охнул Роджер.

– Поздно спохватился. Мы уже обручены.

– Господи! Они обручены! Да ты же его не любишь!

– Пожалуй что и люблю.

– «Пожалуй»! Так «пожалуй» или любишь? Это разные вещи! А вот меня ты любишь без всяких «пожалуй»!

– Ты так уверен, Роджер?

– Не надо всех этих штучек-дрючек! Ты же прекрасно знаешь, что любишь меня! Ах, Анна, ты будешь несчастна!

– Я и сейчас несчастнее некуда, – сказала я.

– Анна, не пори горячку! Дождись меня!

– Да я всю свою жизнь только и жду тебя. И знаю, что моему ожиданию конца-края не будет.

– Анна! – вдруг воскликнул он уже с другой интонацией. Казалось, ему только что пришла в голову совсем новая мысль. – Анна, а вдруг… А вдруг она умрет прямо этим летом?

– Черта с два.

– Она умрет, если ей станет хотя бы чуточку хуже. Я хочу сказать, в ближайшие два месяца… – Он смотрел на меня побитой собакой и старался прочесть мои мысли по глазам. – Анна, если она умрет в следующем месяце… или нет, лучше через две недели – какие-то короткие две недельки… Ведь ты же меня дождешься? Ведь ты согласна будешь выйти за меня замуж?

Я расплакалась.

– Ах, Роджер, мы даже ни разу не поцеловались. Это так глупо.

– Скажи мне, если она умрет через неделю, всего лишь через семь дней…

Он схватил меня за руки.

– Откуда тебе знать! – сказала я между всхлипами.

– Я позабочусь, чтоб это стало фактом. Клянусь тебе, через неделю ее не будет в живых – в противном случае я больше не стану донимать тебя.

Его как ветром сдуло. А для меня мир вдруг стал нестерпимо ярок, будто на небе включилось второе солнце.

– Роджер, не смей! – крикнула я, но мне совсем не хотелось, чтобы он остановился и вернулся. В голове у меня стучало: правильно, Роджер, сделай что-нибудь – что угодно! – и положи всему этому конец.

Той ночью, лежа в постели, я ломала голову над тем, какие есть способы убить и не быть схваченным. Думает ли лежащий в сотне метров отсюда Роджер о том же самом? Что он предпримет завтра? Отправится ли он на болото, чтобы найти похожие на съедобные, но смертельно ядовитые грибы? Или во время прогулки на машине войдет в крутой поворот на слишком большой скорости, чтобы пассажирка вывалилась из нарочно не до конца прикрытой двери?

Я представила, как эта восковая кукла описывает кривую по воздуху, шмякается о придорожный дуб, тополь или клен и ее головенка раскалывается, будто грецкий орех. Мне это так понравилось, что я привстала на постели и долго беззвучно хохотала до слез. А поплакав, снова принялась хохотать. Нет-нет, успокаивала я себя, он умный, он найдет наиболее безопасный путь. Например, неведомый грабитель проникнет ночью в дом и вытрясет жизнь из старой карги. Пусть она так перепугается, что сердце у нее выскочит из груди и уже не вскочит обратно!

Но потом явилась самая черная, самая древняя – и самая простодушно-детская мысль из всех роившихся в моей голове. Есть лишь один способ прикончить эту бабу, рот которой так похож на окровавленную резаную рану. Поскольку она ему никто, даже не тетушка и не бабушка, а ведьма-похитительница, то избавиться от нее можно только так: подстеречь где-нибудь и вогнать в сердце кол!

Я услышала ее пронзительный вопль. Он был так громок, что ночные птицы испуганно вспорхнули с веток и расселись по звездам.